издал нервный смешок. — Конечно, я знаю. Просто я подумал… Ты могла бы взять его… в кабину.
Вообще-то, Сол ждала такого поворота. Её катер, Вольтурис, изначально проектировался для обычных пилотов, не для прим, поэтому в кабине было предусмотрено четыре места: для двух пилотов, бортинженера и штурмана.
Разумеется, прима-пилоту штурманы были не нужны.
— Я вам не такси, — недовольно проворчала девушка.
— Сол, пожалуйста…
Сол шумно вздохнула, осознавая, что дала-таки себя уломать.
— Что это хоть за крендель-то? Как я его найду?
— Он сам тебя найдёт, — Траверс Прест просиял. — Я сейчас же свяжусь с ним, через пару минут он будет в курсе.
— Имейте в виду, я не стану его ждать. Пусть не опаздывает. И развлекать его в пути я не собираюсь!
— Разумеется, разумеется, — казалось, господин Прест готов был согласиться со всем, при этом он не переставал улыбаться во все тридцать два зуба. — За мной должок, Сол. Как мне тебя отблагодарить?
— После сочтёмся, — Сол поставила пустую чашку на столик и поднялась на ноги, слегка хмурясь.
Как и все пилоты, она была суеверна. А договариваться о чём-либо и тем более давать обещания перед вылетом в рейс считалось дурной приметой. Так же, как и прощаться вслух.
Она подняла руку в универсальном жесте, который служил одновременно и приветствием, и прощанием, и молча направилась к своему кораблю. Траверс Прест ответил ей таким же жестом, присовокупив к нему лишь лаконичный кивок. Хоть он и не был пилотом, да и вообще открытого космоса боялся как огня, но обычаи чтил.
Парой минут спустя Сол уже набирала код на электронном замке ангара. Когда уровень давления в ангаре стабилизировался, мигнула зелёная лампочка, возвещая о том, что дверь разблокирована. Корабль ждал её внутри — серебристо-серая остроносая машина с треугольными, грациозно изогнутыми крыльями. Непропорционально длинный нос катера смотрел вверх, к пока ещё закрытому люку. На пыльной обшивке корпуса блестели капельки конденсата.
«Миллениумы» относились к категории сверхлёгких катеров последнего поколения. Если лайнеры повышенной грузоподъёмности могли достигать нескольких миль в длину, то Вольтурис был способен без труда уместиться на волейбольную площадку. Впрочем, весьма скромные размеры никак не сказывались на его мощности, скорости и маневренности.
Сол положила ладонь на глянцевую панель сканера.
— Солярис Кеплер, Вольтурис, пароль «восток — шестьдесят один — двенадцать».
На кораблях последнего поколения стояла система двухфакторной идентификации: для подтверждения личности пилотов помимо совпадения отпечатков пальцев, требовалось ещё и совпадение тембра голоса.
— Личность подтверждена, — после секундного размышления корабль согласился впустить своего пилота.
— Привет, Вольтурис, — Сол поднялась в кабину и опустилась в кресло. — Бортовой компьютер, запуск. Двигатели, запуск. Диагностика, запуск. Готовность номер один.
Компьютер послушно зашелестел процессорами. Где-то в недрах корабля активировался и зарокотал двигатель. По корпусу прошла лёгкая дрожь.
— Вольтурис, это центр управления полётами, — произнёс динамик. — Старт через сорок три минуты, коридор двенадцать минут.
— Есть, — Сол методично проверяла приборную панель, активируя необходимые опции. Взгляд её упал на мягкую игрушку, шушпанчика. По сути, это был просто меховой шар с глазками и магнитиком внутри, чтоб можно было крепить его к металлической поверхности. Когда-то игрушка принадлежала младшему брату Сол, а сейчас это был её талисман, неизменно сопровождавший девушку во всех полётах.
Сол ласково погладила шелковистый мех, так, как она гладила бы мурра: между глазками-бусинками.
— И тебе привет, дружище.
В отличие от Вольтуриса, Шушпанчик не отозвался.
— Диагностика завершена, — сообщил корабль.
— Отлично, выведи информацию на монитор.
По синему экрану побежали длинные колонки чисел.
— Вольтурис, твоё заключение? — вопрос был адресован кораблю.
— Все жизненно важные показатели в пределах нормы, — немедленно отозвался тот. — Уровень энергоёмкости двигателя — сто процентов. Запас кислорода — двенадцать суток автономного полёта. Неисправности не выявлены.
— Порядок, — сказала Сол одновременно кораблю и диспетчеру станции.
— Передаю координаты для гиперперехода, — диспетчер замолчал на секунду. — Подтвердите получение.
— Подтверждаю, — Сол бросила взгляд на экран слева. — Сектор сигма-три? — она вставила в разъём флешку с маршрутным листом и щёлкнула тумблером. — Вольтурис, рассчитай гипер.
Пару секунд корабль анализировал данные.
— Расчёт интегрального гиперпространственного перехода произведён, вывожу на монитор, — корабль явно был горд собой.
Сол хмыкнула.
— Откуда столько пафоса, Вольтурис?
— Это не пафос, а официальная формулировка, — мгновенно отозвался корабль. — К тому же, содержание всегда важнее формы.
— Ладно, ладно, не спорю, — девушка не была сейчас настроена заводить пространные философские диспуты с искусственным интеллектом. — Работаем.
На всякий случай Сол сама проверила расчёты гипера. Разумеется, мощнейший процессор корабля не мог ошибиться, но привычка всё перепроверять была у неё в крови.
— Внимание! Взлёт разрешён. Счастливого пути, Кеплер.
Из иллюминатора Сол увидела, как крышка люка медленно поднялась, открывая её взору лоскут звёздного неба.
— Вольтурис, приоритет ручного управления. Взлетаем, — вдохнув побольше воздуха, она положила руки на штурвал.
И окружающий мир перестал для неё существовать.
Потому что реальность перестала быть трёхмерной, мгновенно наполнившись всем тем пёстрым множеством образов и форм, что были доступны лишь примам.
В голосовом управлении больше не было нужды: корабль стал её продолжением, — или она стала одним из элементов корабля, сказать сложно, да это и не меняло сути: они стали единым целым, единой органичной системой: девушка-пилот и катер с искусственным интеллектом.
Примы искренне не понимали, как обычные люди могут обходиться без всего этого.
Как же это прекрасно! Как глоток холодного цитрусового сока в знойный июльский полдень, как первые капли долгожданного дождя, живительной влагой падающие на пересохшую почву, как золотисто-рыжие лучи рассветного солнца, робко касающиеся влажных заспанных облаков…
Оставив пустые сомнения, напрасные переживания, ненужные философствования, не задумываясь ни о прошлом, ни о грядущем, просто наслаждаться настоящим моментом…
Просто лететь.
На скорости мысли, со скоростью мысли…
Скорость была для неё всем. Только так она могла ощутить настоящую, подлинную свободу. Только так могла прочувствовать, что живёт. Лишь в такие моменты она чувствовала себя по-настоящему счастливой: когда пространство искривлялось, сминалось и съёживалось под мощными турбинами фотонно-кварковых двигателей, будто тонкая капроновая тюль под чересчур разогретым утюгом, когда звёзды слева и справа по курсу размазывались светящимися линиями, как на картинах поздних импрессионистов, а тёмная материя, пронизывающая всю Вселенную незримой пеленой, ощущалась как свежий морской ветер, бьющий в лицо.
Только до ближайшего моря было по меньшей мере двести центиллионов пути.
Сол даже не знала, если на Либере, куда она летит, моря — настоящие, природные моря, а не искусственные водохранилища, выкопанные для создания резервуаров с запасами пресной воды.
Но зато Сол прекрасно помнила вкус и запах настоящего солёного моря — того самого моря, на берегу которого некогда стоял её родной дом.
Помнила. И была
