– Вы не давали честных ответов, а сообщали то, что, по вашему мнению, выглядело правдой.
Гейб в недоумении приподнял бровь.
– А что, есть разница?
– В большинстве случаев это как день и ночь.
Дверь лифта открылась. Лилиан быстро вышла в коридор. Гейб вышел следом. «Могла бы догадаться, что именно так и будет».
– Зачем вы вышли? – спросила Лилиан. – Я сказала вам, что иду к доктору Флинту.
– Я подожду, пока вы закончите.
– Нет.
– Почему нет? У него разве нет приемной?
– Неужели это мне не снится?
– Я не уйду, пока вы не дадите мне гарантию шестого свидания.
– Мы поговорим об этом в другой раз. Позвоните мне завтра.
– Мы поговорим об этом сегодня.
– Я запрещаю вам на меня давить.
– Я вас пальцем не тронул.
«Мне не следует опускаться до его уровня, – сказала себе Лилиан. – Я взрослая, умудренная опытом женщина. Более того, я Харт. Харты не устраивают сцен. Это скорее в духе Мэдисонов».
Вместо того чтобы накричать на него, Лилиан должна была сделать вид, что его тут попросту нет. Но это было нелегко.
«Вероятно, я действительно слишком долго испытывала судьбу с «Прайвит эрейнджмент», – мрачно подумала Лилиан. – Надо было уйти из дела чуть раньше». Как было бы здорово, если бы она перестала набирать клиентов за день до того, как порог ее офиса переступил Гейб!
Лилиан подошла к двери с табличкой «Доктор Дж. Андерсен Флинт», открыла ее и оказалась в приемной. Гейб успел проскользнуть следом. В этом своем дорогом, с развевающимися полами тренче он сильно смахивал на графа Дракулу.
Первый тревожный звонок, сообщавший о том, что ситуация может еще более усугубиться, Лилиан получила тогда, когда увидела, что миссис Коллинз, секретарши Андерсена, за столом не было. Только тогда Лилиан поняла, что подсознательно рассчитывала на то, что присутствие секретарши не позволит Гейбу зайти слишком далеко.
Лилиан лихорадочно огляделась, обшаривая взглядом спокойную, выдержанную в бежевых тонах приемную, надеясь заметить в каком-нибудь дальнем углу секретаршу. Но той и след простыл.
Из-за закрытой, обшитой деревянными панелями двери, ведущей во врачебный кабинет Андерсена, доносилась довольно громкая музыка. Рок шестидесятых.
Зловещее предчувствие без всяких на то причин многократно усилилось.
– Похоже, секретарша доктора Андерсена сегодня ушла домой пораньше, – сказала она. – Он, вероятно, работает над своими записями.
– По-моему, это рок.
– Андерсен любит классический рок.
– Вы его довольно хорошо знаете, верно?
– Мы познакомились внизу в кафе примерно месяц назад. – Лилиан осторожно постучала в дверь кабинета. – У нас много обшего. Схожие профессиональные интересы.
– Неужели? – усмехнулся Гейб. – Вы знаете, вряд ли он вас слышит из-за музыки. Похоже, он там отрывается по полной со своим классическим роком.
Музыка с каждой секундой звучала все громче.
Лилиан повернула ручку и открыла дверь.
И замерла при виде доктора Андерсена Флинта, растянувшегося на своем офисном диване. Он был наг, если не считать очень маленьких, очень красных трусов-бикини, которые с трудом прикрывали его весьма выразительную эрекцию. Кисти его рук были связаны над головой. На глазах у него была черная повязка.
Женщина плотного телосложения в обтягивающей «кошечке» из черной кожи, в длинных черных кожаных перчатках и в туфлях на двенадцатисантиметровой шпильке стояла над ним. Одной ногой она опиралась о спинку дивана, другой – о журнальный столик. Она была повернута спиной к двери, но Лилиан успела заметить в ее правой руке маленькую бархатную плетку, а в левой собачий ошейник с шипами.
Присутствующие в кабинете не заметили появления посторонних из-за гремящей музыки.
Лилиан попыталась сдвинуться с места, но не смогла. Она словно приросла к полу, как будто ее обездвижили каким-то фантастическим оружием.
– Общие профессиональные интересы, говорите? – шепнул ей в ухо Гейб.
Его откровенная насмешка над ней привела Лилиан в чувство. Она повернулась, готовая сбежать. Гейб стоял у нее на пути. Он с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим на диване и улыбался.
– Простите, – сдавленно пробормотала Лилиан и, уперев ладони ему в грудь, с силой оттолкнула его, освобождая себе путь к бегству.
Гейб послушно отступил и, выйдя следом за Лилиан, закрыл дверь кабинета.
Музыка гремела, знаменуя финал.
Лилиан стремглав миновала элегантную приемную и выскочила в коридор. Назад она не смотрела. Гейб поравнялся с ней у лифта.
Пять долгих секунд прошли в полном молчании. Лилиан никак не могла оправиться от потрясения.
– Доктор Флинт, очевидно, приверженец практических приемов в лечении сексуальных расстройств, – глубокомысленно заметил Гейб. – Любопытно, каким образом он собирается внедрять вашу компьютерную программу в свои схемы лечения.
Это был сон, думала Лилиан. Галлюцинация. Именно так нормальные, здравомыслящие люди и превращаются в параноиков, одержимых всякого рода идеями о «секретных материалах». Может, правительство все же проводит какие-то опыты, добавляя галлюциногены в питьевую воду?
А может, что-то не так с ней, Лилиан. Последнее время она жила в состоянии постоянного стресса. Решение закрыть «Прайвит эрейнджмент» и сменить род деятельности далось ей нелегко. А такие клиенты, как Гейб, только усугубляли ситуацию.
Вне всяких сомнений, это стресс, да еще секретные эксперименты правительства с питьевой водой привели к тому, что в кабинете Андерсена она увидела то, что увидела.
– Я думаю, вам надо выпить, – сказал Гейб.
Глава 2
В сгустившихся дождливых сумерках зажглись уличные фонари. Их тревожный желтоватый свет создавал ощущение нереальности. Гейбу казалось, словно Лилиан в своем длинном летящем плаще проплывала сквозь его сон. Сейчас как никогда легко верилось в то, что в этом странном, изменчивом мире, созданном игрой светотени, только он, Гейб, и Лилиан были живыми людьми из плоти и крови.
В серебристой переливающейся дымке мелкого дождя этот ее плащ казался сотканным из самого тумана с волшебными светящимися нитями. Ему очень хотелось протянуть к Лилиан руки и прижать ее к себе, почувствовать тепло ее тела, вдохнуть ее аромат.
Дело принимает все более неприятный оборот, подумал Гейб. Впервые он почувствовал это всем своим нутром еще на свадьбе Рейфа. Тогда он убедил себя, что нет причин для беспокойства. Просто преходящее сексуальное влечение, не более того. Может, воображение разыгралось слишком бурно из-за затянувшегося монашеского существования, на которое он обрек себя с тех самых пор, как занялся поисками подруги жизни.