себя ведут целомудренные жёны великих князей? В романах они были так скромны, что соглашались на любовь лишь под одеялом и в кромешной тьме. Я себя чувствовала настоящим животным, лапая загорелое тело своего князя при ярком пылании очага.
Он положил меня на подушки и перевернул на живот. Я прижалась грудью к тёплым, пушистым мехам, и чуть приподнялась на локтях, ожидая… чего-то. Сердце колотилось, как бешеное. Ладошки вспотели. Ожидание казалось слишком томительным.
— Ах!.. — я схватилась за шкуры на постели. Зигрид придавил меня сзади. Брызнули слёзы, я зажмурилась. — Зиг!..
— Моё сокровище, не плачь. Это жертва богам, они дадут нам сильных сыновей, — Зигрид обхватил мою шею и прижался к затылку лицом. Вдохнул запах моих волос. — Моя весна. Моя Катерина… р-р… Катер-рина…
Я задрожала от рычащего звука моего имени. Вцепилась в его руку, сжимающую мою шею. Задушит! Кровь ударила в голову. Я рвано глотала ртом воздух. Хрипела, постанывала, пищала. Зигрид был очень сильным и мог запросто переломать мне все кости этой же порочной ночью. Причинял боль, но не убивал.
Зигрид выпустил мою шею и потянул за волосы, заставляя прижаться лицом к постели. Оставил мокрый поцелуй на шее. Я уже не ощущала своих бёдер. Резкие, грубые толчки заставляли громко вскрикивать и подрагивать.
Он застонал и остановился. Я лежала неподвижно, вдыхая спасительный воздух, и ждала. Горячее тело сверху обжигало кожу.
Мы оба были мокрые и дышали часто, сипло. Зигрид наклонился, опалив дыханием мою щёку, и поцеловал. Я зажмурилась. Чувствовала себя настолько измождённой и замученной, что больше не хотела ничего, кроме сна.
— Отдыхай, моя золотая птица, — выдохнул Зигрид и поднялся.
Без него сразу стало холодно. Я была совсем обмякшей и слабой. Повернулась на бок, подтягивая ноги к груди, и увидела, что он отошёл к столу выпить. Там стоял кувшин и пара кубков. Рядом лежали какие-то свёртки бумаги, угольки и подсвечник. Нагота Зигрида уже не смутила. Я была слишком уставшей для смущения.
Я рассматривала жилистую спину со шрамами, тоже покрытую рисунками. Он был стройным и казался мне невероятно сильным, как настоящий горный лев.
Да, пред таким князем точно может склониться целый мир… Жаль только, я не доживу до его истинного величия. Он отпихнёт меня со своего пути раньше, как пожухлую былинку.
Зигрид выпил вина и вернулся. Я почему-то думала, что после первого раза он сразу оставит меня и уйдёт… или отошлёт обратно в повозку. Князь опустился на постель около меня и погладил мою спину. Странная ухмылка бродила по его губам.
— Что? — спросила я, устав ждать. Мне было неловко засыпать под его пристальным взглядом. Как-то даже невежливо.
— Я думал, ты будешь драться или выцарапаешь мне глаза, — признался Зигрид и хмыкнул.
Я вскинула брови.
— Зачем?
— Ты же меня ненавидишь, как и все в этом уродливом мире, — просто пожал плечами Зигрид и снова выпил из кубка.
Я поразилась его словам. Неужели ему совсем не страшно жить, зная о всеобщей ненависти к нему? Каждый князь, будь то Юг или Восток, мечтали о его смерти. Каждая женщина мечтала, чтобы князь Бергсланда свернул шею, спрыгивая с коня, чтобы больше не забирали на войну мужей и сыновей… Я уже не знала, чего хочу я. Вдруг поймала себя на том, что мне даже жаль этого сурового человека. Он совсем один.
Ненавижу ли его я?
Теперь всё меняется. Я его жена, моя ненависть к нему меня погубит. Если он не убьёт меня однажды, то я сама себя изведу злостью к нему. Бессмысленной и беспощадной. Остаётся лишь одно: не принять его, но хотя бы привыкнуть. И я собираюсь сделать всё, чтобы мир продлился оговоренные десять лет. Постараюсь сделать всё возможное ради матерей, детей и бедных стариков. Поэтому, решив это в голове, я сказала:
— Я тебя не ненавижу, Зигрид.
Зигрид недоверчиво поднял бровь. Я села, быстро натягивая на голое тело меховое одеяло. Придвинулась к нему ближе и погладила пушистую бороду. Его борода — это было единственное, что мне в нём нравилось. Огненная. Она казалась по-настоящему согревающей.
Князь усмехнулся. Глаза заблестели ехидством.
— Тогда я возьму тебя ещё раз, моё золото, — объявил он.
Я не противилась. Понимала, что это бесполезно. Кровь ещё текла из меня на постель, пачкая простыни, но больно уже не было. Мы оба измазались в моей крови. Её тяжёлый запах наполнил покои.
Стало морозно. Очаг едва тлел, но никто не мог подбросить углей. Зигрид был слишком занят мной, а я слишком слаба и безвольна, чтобы вырваться и вернуть тепло.
Немного тошнило. Ночь казалась мне бесконечной. Огненные поцелуи уже не будили страсти, я просто терпела. Таков долг жены. Я была не просто жена, а жена князя — долг становился вдвое тяжелее, ибо на меня надеялся не только Зигрид, но и отец.
Десять лет мира.
Я лягу под него хоть десять раз за эту проклятую ночь! Пусть только выполнит обещанное.
Мы заснули перед рассветом в развороченной постели. Зигрид положил меня себе на грудь и обнял за талию. Не было ни единого клочка кожи на мне, где бы не побывали его жёсткие руки. Я долго не засыпала, думая, как же не сойти с ума в этом кошмаре. Слушала стук его сердца под головой. Боялась его трогать, тревожить спящего Льва. Наконец и меня сморило.
О том, что могла пронзить его сердце ножом или вовсе мечом, пока спит, я даже не подумала.
* * *
Меня разбудили голоса, доносившиеся откуда-то из глубины дома. Потом всё стихло, но я уже не смогла задремать. Полежав немного среди мягких одеял и поняв, что совершенно одна, тяжёло села на постели. Зевнула, потянулась и откинула за спину встрёпанные волосы. Я огляделась.
Толстые подушки с лебяжьими перьями внутри валялись, разбросанные, вокруг меня и даже на полу. На белых простынях виднелись тёмно-алые подтёки. Моё девичество. Стало грустно. Лёгкая грусть от утери чего-то привычного, что было всегда. Что ж, надеюсь, заплатила я не напрасно.
Я поднялась с кровати.
— Ой-ёй, — схватилась за живот, согнувшись. Ноги тряслись. Я еле дохромала до стола, чтобы выпить глоток вина. В кувшине оказалось пусто. — Боги, даже воды нет!
Бёдра были перепачканы до самых колен. Ужасно хотелось помыться, но я понятия не имела, где мои служанки и что мне вообще делать. Где князь? Который час? Уже день или ещё утро? Я выглянула в окно, распахнув ставни, но небо было сумеречно-серым. Двор оказался пуст. Меня снова все бросили.
Я натянула на грязное
