Книга Три судьбы - Олег Юрьевич Рой

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66

Стоит возле своего шкафчика, что-то в сумке ищет. И в сторону Геста даже не смотрит.

Валентин чувствовал этот «не-взгляд» всей кожей. Вот он, оказывается, секрет железной выдержки! Нет никакой необходимости стискивать зубы, прикусывать язык и старательно держать, как говорят англичане, «твердую верхнюю губу». Ничего этого, оказывается, не нужно. Ты просто столбенеешь, не в силах шевельнуть ни единым мускулом – в том числе и теми, что на лице. Застываешь ледяной статуей. И время вокруг тебя застывает. Плотный вязкий кокон. Такой плотный, что кажется, будто ты вдруг оглох. И глухое это безмолвие, и кокон застрявшего в одном кратком мгновении времени не только охватывает тебя – расползается. Копошащиеся вокруг фигуры застывают: сперва те, что рядом, потом следующие, за ними совсем дальние. И вот уже вся раздевалка – как иллюстрация финальной сцены из пьесы Гоголя «Ревизор», что недавно проходили на литературе: в центре застывший столбом с распростертыми руками городничий, потом превратившийся в вопросительный знак почтмейстер, ну и прочие в том же духе. Вся сцена – как музей восковых фигур. Ни разговоров, ни смешков, ни движений.

Краем глаза Гест заметил возникшего на пороге раздевалки Степана Анатольевича. Телепатически он, что ли, учуял непорядок? Или просто услышал накрывшую всех тишину?

Подошел, молча скользнул взглядом по изображенному на шкафчике новичка горшку, оценивающе принюхался к субстанции, покрывавшей дверцу Гестова шкафчика, дрогнул бровью, хмыкнул коротко.

– Значит, так. Якушкин…

– Якут, – буркнул тот тихо, но Савва услышал, конечно.

– Ну Якут так Якут, не возражаю. Пока Якут отмывает шкафчик Геста, Селин ликвидирует… художество на дверце его шкафчика.

– Почему я-то? – занудил Рудик.

Тренер взглянул на него так, как могла бы операционная медсестра смотреть на объявившегося в ее стерильном царстве таракана. Верхняя губа его брезгливо вздрогнула:

– Потому что я так сказал.

Он присел на длинную низкую скамейку, тянувшуюся между рядами шкафчиков, помолчал, вздохнул.

– Я-то думал, вы взрослые мужики, а вам палец покажи, хихикать начнете. А если у чемпиона штаны будут мокрые, тоже смешно?

– Да ладно, у чемпиона! Так не бывает! – буркнул кто-то.

– Еще и не так бывает. Когда первый раз с парашютом прыгают, примерно половина с мокрыми штанами приземляется. И это вовсе не значит, что они трусливее, чем другие. Вы же помните Виталика с его привычным вывихом. Слабый сустав. Природа так распорядилась. А у кого-то слабый сфинктер в мочевом пузыре. А у кого-то, боже упаси, сердечные клапаны. Так что сфинктеры – это, дети мои, пустяк из пустяков. Жить и заниматься чем хочешь не мешает. Да чего там! Я сам лет до тринадцати в постель мочился.

– Заливаешь! – Ярик, как многие «старички», к Савве обращался на «ты».

– Сейчас – нет, а тогда… Селин, ты чего застыл? Работай давай!

– Оно не оттирается… – заканючил тот.

– Твои проблемы…

– А если пемзой? – предложил Стасик, который готов был помочь каждому и в любой момент.

– Пемза краску сдерет, – веско предупредил серьезный Генка.

– Я закрашу потом! – оживился Рудик. – Я видел, у нас еще осталась та краска. Можно?

– Ладно.

– Степан Анатольевич, я все, – негромко сообщил Якут. – Только тряпка… воняет теперь. Взять домой постирать?

– Да выкини просто, ветоши хватает.

Тренер еще немного помолчал, словно решаясь на что-то.

– Да, в постель я действительно мочился. Дома-то еще ничего, но отправили меня на лето в пионерский лагерь. Директорствовал там некий… пусть будет Николай Петрович… И вот стою я на утренней линейке. В центре. А рядом простыня с желтым пятном вывешена. Николай Петрович свято верил в великую воспитательную силу коллективного воздействия. Вечером я сбежал, конечно.

– И… все? Просто сбежал?

Тренер хмыкнул.

– Нет. Я за Николай Петровичем следить начал. Жена у него была – жуть, он ее боялся страшно. У жены папаша имелся, большой человек с большими связями, если бы прознал, что дочурка на мужа в обиде, со свету бы сжил. Ну она и держала его под каблуком. Может, он потому и над детьми власть свою проявлял. Это я после уж додумался. Много после. А тогда, последив, узнал, что у Николай Петровича – любовница есть! Молоденькая, тихая, послушная. В общем, навел я суровую супругу на их гнездышко. «Бриллиантовую руку» все видели?

– Это когда блондинка в гостинице вопит: «Невиноватая я, он сам пришел»?

– Вот-вот. От работы с детьми его, конечно, моментально отстранили. Облик аморале, как можно! Воткнули каким-то складом заведовать. И знаете, что самое смешное? Сперва-то я выдумывал, мечтал – пусть по земле ползает, а я радоваться буду, как ему фигово. А в итоге – ни-че-го. По барабану.

В раздевалке только и слышно было, что дыхание трех десятков мальчишеских глоток – тяжелое, словно ребята только что кросс бежали. Савва усмехнулся.

– Я даже обиделся сперва. Говорят же, что месть – блюдо, которое следует подавать холодным. А я вроде как перегорел. И никакого удовольствия от того, что обидчику моему фигово, не испытал. Но и стыдно не было. Я ж вроде стукачом оказался, так? Зато точно знал: устраивать воспитательный беспредел этот дядька точно уже не будет. Командовалку укоротили.

Гест слушал как завороженный. Месть – фигня, толку в ней никакого. Но история была ценная. Во-первых, он осознал, что у каждого есть слабое место. Уязвимая точка. Как ключевая деталька в головоломке – нажми, и вся конструкция рассыплется. И второе, нажимать на эту точку лучше издали, чтоб на тебя не подумали.

– Рудика давно пора укоротить! – прозвучало из дальнего угла негромко, но отчетливо. – Думает, раз он талант, ему все можно!

Савва поискал глазами – кто? Усмехнулся:

– И как ты предлагаешь его укоротить? Честно скажу, я – не знаю. Либо повзрослеет и перерастет собственную глупость, либо нарвется на реальную ответку, либо… ну либо таким и останется. Вот с нашим новичком – совсем другая история. В драку не полез, истерику не устроил, кляузничать не побежал. Но и не проглотил. Определил проблему, сам ее решил. Ну поторопился, и способ решения мне кажется… не самым удачным. Но это все наживное.

– Да ладно! Чего он Рудику сделать мог? Морду набить? Вот я, к примеру, вижу, как Рудик на шкафчике гадит. Нет, я не видел, но если бы. Чего делать? Драться с ним?

По раздевалке пробежали смешки: Рудик учился уже в выпускном классе, ростом мог потягаться почти с любым, а весом

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66