или ту, что стояла на линии «h».
Гость заметил, как еще миг назад охваченное паникой лицо юноши озарила улыбка, а глаза заблестели в предвкушении скорой победы. Саша передвинул пешку на линии «h», и гость, будто поняв, что было на уме юноши, сначала одобрительно улыбнулся, а после, осознав опасность возможного проигрыша, нахмурился и принялся вынужденно отводить фигуры с выгодных позиций.
Еще через одиннадцать ходов партия закончилась. Саша опустил голову на руки и едва сдерживал слезы. Раскусил ли гость его тактику, был ли он случайным прохожим — эти и многие вопросы крутились в голове Саши, в то время как гость молча собирал книги.
Не проронив ни слова, он удалился, оставив Сашу наедине с мыслями и полностью растоптанной уверенностью в своих силах как шахматиста. Саша и сам не раз поступал таким же образом с соперниками, с которыми в действительности не смог бы тягаться ни в кулачном бою, ни в каком-либо другом соревновании. И вот на этот раз он оказался на месте проигравшего растоптанным и униженным.
Весь следующий день Саша провел в кровати. Апатия, вызванная серией поражений, лишила мальчика главного, что было важным для любого спортсмена, — стремления к победе. Родители пытались всячески подбодрить юношу и даже подарили ему большой набор конструктора, предназначавшийся на день рождения, до которого оставалось еще несколько месяцев. Однако утешительный подарок еще сильнее ударил по самолюбию юноши — желание родителей подбодрить его стало для Саши очередным напоминанием о поражении.
Последующие дни также прошли для Саши без какого-либо энтузиазма. Он просыпался поздно, без дела слонялся по деревне, а вечера проводил перед телевизором, который с недавнего времени стал ловить телеканал с мультфильмами.
Как-то раз Саша проснулся от того, что в его окно постучал сын фельдшера. Он протянул Саше сборник из двадцати пяти партий прославленного во всем мире, но не известного мальчику гроссмейстера. Сын фельдшера рассказал, что перед отъездом шахматист оставил ему книгу и попросил передать Саше, когда минует несколько дней и юноша смирится со своим поражением.
«Все-таки нужно было продвигать королевскую пешку. П. Оркестров», — гласила записка, вложенная на страницу с партией, развязку которой Саша пытался вспомнить во время финальной игры.
Не веря собственным глазам, Саша закрыл сборник и уставился на верхнюю часть обложки, где под стертым слоем типографской краски было едва заметно имя автора — Павел Оркестров.
Рухнув в кресло, Саша рассмеялся, а после повернулся к столу, где были расставлены шахматы, и принялся разыгрывать эндшпиль из партии № 23.
Ученики мастера
История эта развернулась в квадрате улиц Куйбышева, Бангалор, Киселева и Первого Кольца, где еще десять лет назад было сложно представить заведения солиднее ширпотребных лавок, занимающих первые этажи многочисленных пустующих заводских помещений. Тогда арендодатели соревновались в том, насколько низкую цену они могли предложить редкому арендатору на площадь под те же ширпотребные магазинчики. Сегодня же в этом квадрате, облагороженном многочисленными закусочными, шоурумами и игорными залами, бурлит жизнь, а владельцы частного бизнеса, которым повезло оказаться здесь, с гордостью произносят: «У меня есть точка на Горизонте».
Среди излюбленных мест богемной тусовки города, где каждый вечер — пятница, а общее настроение празднества сменяется разве что атмосферой предвкушения в преддверии старта нового увеселительного сезона, располагалась некогда захолустная галерея, ставшая в миг популярной после того, как ее облюбовали любовницы, а следом и жены городской олигархии.
Несмотря на расположение, выставочная зона была известна лишь в узких кругах: те, кто знал об этом месте, старались держать его в тайне как источник вычурных и неповторимых работ, попадавших прямиком с выставки на стены загородных резиденций. Стоило начинающим художникам, как, впрочем, и творцам со стажем получить приглашение выставить свои произведения в Галерее, подобно стажерам нью-йоркских брокерских фирм, они сходили с ума и тот час прилагали все усилия, чтобы их картины пестрили первозданной дикостью и блеском глубинных смыслов, которые так любили завсегдатаи галереи, ничего не понимающие в искусстве, но знающие толк в декорировании жилья.
В начале осени, когда в Галерее выставлялись работы близких знакомых владельца выставочной залы, неожиданно прогремела новость: в Галерее будут представлены 12 работ знаменитого Мастера и еще с дюжину работ его единственного ученика. Завсегдатаи затрепетали. Давненько они не испытывали такого ажиотажа и ни разу за время существования Галереи не переживали, что им может не достаться работа. О произведениях Мастера слышали многие, но никто его не видел. Каждая из его картин считалась, что называется, золотым стандартом Галереи. Его работы всегда были в моде, и коллекционеры знали, что если однажды и наступит черный день, то достаточно продать картину Мастера, чтобы отодвинуть неприятную бедность на некоторое время.
Просторный зал, где и должно было разворачиваться действие, был забит посетителями: те из ценителей прекрасного, кто был все еще в отпусках, послали своих водителей, гувернанток, секретарей. Словно пчелы, оказавшиеся в цветочном саду, они метались от одной картины к другой, держа в руках смартфоны с включенными камерами, демонстрируя происходящее своим хозяевам, находящимся за тысячи миль от Галереи.
Из окон зала открывался вид на внутренний дворик, где, как грибы после дождя, пестрили разноцветными крышами фургоны-закусочные. А между ними, словно после долгой спячки и череды жизненных лишений, слонялись «грибники».
На стенах, обрамленных дешевыми рамками из ближайшего китайского магазина, висели картины, на которых были запечатлены несуразные сюжеты дорогими красками и маслом. Ученик и официальный представитель Мастера Павел, представляющий в том числе и свои работы, с чинным видом переходил от одной работы к другой, с живостью рассказывая их историю той небольшой группе людей, что не были заняты прямыми трансляциями и выбором произведений исходя из дизайна своих гостиных и уже имеющихся в коллекциях экспонатов.
— Интересно, есть ли у него менее темные картины? Я ищу что-то в бежевых тонах, в моей гостиной одна из стен полностью голая.
— Надо спросить. Думаю, этот Павел мог бы и нарисовать что-то на заказ.
— Конечно, но работы Мастера ценнее.
— Не скажи, мой оценщик говорит, что работы его ученика так же хороши и стоят не дешевле.
— Значит, стоит присмотреться.
— Стоит, дорогая, еще как стоит.
Две дамы, больше годящиеся на роли светских львиц, коих в городе испокон не было, чем на ценителей современного искусства, переходили от картины к картине, фотографируя понравившиеся и отсылая их мужьям.
Со временем посетителей становилось все больше, отчего и внимание автора стало разбавляться в потоке хвалебной лести и нередко повторяющихся вопросов. Как вдруг симфонию празднества прервал громкий хлопок, за которым последовал звук
