Пащенки…
Николай Семенович с утра ходил по делам. Всюду слухи были самые неутешительные. Шайки бродили по степям и подобрались к железной дороге.
— Надо ехать как можно скорее, — сказал Николай Семенович, вернувшись домой. — Поезд сегодня еще пойдет, а завтра, может быть, и вся дорога станет. Что тогда будем делать? А место в Москве предлагают хорошее, я еще точнее узнавал. И жалованье хорошее и паек. Теперь жить надо без корней. Сегодня здесь, завтра там. А с этими всякими стульями да шкафами связываться, да ну их!
— Папа, смотри, — говорила Катя. — Хорошо я уложила? Компактно?
— Экие ты слова знаешь! Хорошо! Молодец!
— А вот эти занавеси не влезают.
— Ну, бог с ними… Скорее главное… Так мне в Москву вдруг захотелось… Там, говорят, сейчас работа кипит… Такую электрификацию заводят… а у нас… просто, притон какой-то разбойничий.
— А все-таки мы здесь хорошо пожили.
— Ну и там поживем. Ну… шевелитесь. Давай-ка я корзину завяжу…
Он взял веревку с подоконника.
— Встретил Зонченко. К ним вчера какие-то приходили военные, монаха искали… Что за монах, никто не знает!
Петя в это время вертелся в комнате.
— А я вчера монаха видел.
— Где? Где?
— Во сне… он мне пряник даст!
— А, во сне!.. Нет, тут живого монаха ищут.
— И тот живой… Все воду пил… Ему Катя попить дала…
Катя вдруг против воли покраснела, как кумач.
Николай Семенович поглядел на нее недоуменно.
— Правда, монах здесь был?
Катя отрицательно покачала головой.
— А вот это куда укладывать?
— Клади сюда! Ну, все, кажется!
Вера Петровна только вздохнула.
— Все наше добро тут остается.
— Ну, ладно уж…
От города до станции было верст десять.
К пяти часам на арбе приехал извозчик Митро́.
Основной его особенностью было спокойствие и способность философски рассуждать в самых неподходящих случаях жизни.
Говорил он таким густым басом, что его иногда почти не было слышно.
Теперь, погружая вместе с Николаем Семеновичем корзины и мешки, он рассуждал на тему о войне.
— Хиба так воюют. Так не воюют… Це война не настоящая… Без генералов не война… У красных нет генералов. Хиба так можно?..
Николай Семенович с тревогой все время прислушивался, но стрельбы не было слышно с самого утра.
Кругом арбы собрались все соседи.
— Счастливого пути!
— Вам счастливо оставаться!
Кузьма стоял на пороге.
— Ох, что-то с нами тут будет?..
— Как-то мы еще доедем!
Петя был в восторге от предстоящего путешествия.
— По машине поедем! — кричал он своим маленьким приятелям. — Ка-ак засвистит… у-у… так и покатим!
Катя крепко обняла его, закутав платком. Ветер был довольно резкий.
— Ну, трогай!
Все сняли шапки.
— Напишите, если почта будет!
— Непременно… Кузьма, а ты нам пиши.
— Ну, конечно.
— Почта, — сказал Митро, — дело такое… Чи буде, чи не буде… Сказать никто не может, потому что… Такое дило.
Уезжавшие с грустью смотрели на удалявшийся дом.
Возле калитки знакомого с детства садика стояли соседи и махали шапками.
Катины подруги кивали ей издалека.
— Проща-ай, Катя!
— Прощайте! До свидания!
Но вот повернули за угол. Домика не стало видно. Потянулись знакомые улицы. Прохожие (они были все, конечно, знакомые) кивали и кланялись.
— В Москву?
— В Москву!
— Добре!
Арба с грохотом въехала на мостовую главной улицы, которая переходила в станционное шоссе. Вдали серой полосой обозначилась степь. Жутко было сейчас по ней ехать.
Вот пробелели последние тополянские домишки.
— До свидания, Сенцовы.
— До свидания, Ткаченки.
Арба загрохотала по прямому шоссе.
Над степью ползли темно-лиловые холодные облака. Сама степь была мертвая, осенняя. Не то что весною или летом, когда вся она жужжит и звенит, как живая, миллионами всяких насекомых и птиц. Все птицы уже улетели.
— А что, — говорил Петя, — теперь аисты в Африке?
— В Африке.
— Им тепло?
— Тепло.
Рассеянно отвечая на расспросы мальчика, Николай Семенович не переставал тревожно вглядываться в серые дали.
Однако ничего подозрительного заметно не было. Обычная осенняя картина.
Кате совсем не было страшно. Она только очень устала, собирая вещи, и теперь ей хотелось спать.
Ветер свистел в телеграфных проводах, Катя потеплее закуталась в платок и укутала Петю. Она начала клевать носом. Как в тумане слышала она грохот колес по булыжникам и пощелкивание бича. Ей казалось, что она витает где-то в пространстве и стоит ей поднять руки, чтоб залететь высоко-высоко. И вдруг все резко оборвалось. Катя огляделась. Арба стояла у белого здания станции, а вокруг кишела и гудела целая толпа народа.
Николай Семенович с беспокойством расспрашивал какого-то человека в инженерской фуражке.
— Вот так дела! — взволнованно сказал он, подходя к арбе. — Оказывается, махновские отряды отсюда в десяти верстах. На поезд неизвестно попадем ли… Вон народу сколько.
— Это все на поезд?
Вера Петровна безнадежно всплеснула руками.
— Все удирают, — продолжал Сенцов, выгружая вещи, — кто в Полтаву, кто в Харьков… Ну, вылезайте…
Инженер подошел к ним.
— Это куда же вы столько вещей набрали?
— А что?
— Да разве это погрузят… Людей-то сажать некуда.
— Ну как-нибудь… А где очередь к кассе?..
— А вот она… Мы все и стоим. Давайте ладонь, номер поставлю.
— А хватит билетов?
— Конечно, нехватит.
— Значит…
Он не докончил, ибо вдруг совсем близко раздался громкий удар.
— Бум!
Все вскрикнули, потом замерли.
— Это пушка.
— Нет, снаряд положили… Ах, дьяволы!
В толпе произошло волнение.
— Что ж они кассу-то! Кассу-то чего ж не открывают!
— Билетов все равно нет…
— Поезд идет! Что ж это!
— Значит, его раньше времени пустили…
— А-а-а…
Ничего нет страшнее паники, которая охватывает толпу. Никто уже ничего не соображает, никто не думает о других. У каждого одна цель — спастись, вырваться из этой давки, первому чего-то добиться, что-то получить.
То, что поезд подходил раньше времени, было уже само по себе страшно. Люди привыкают к известному порядку, а где же этот порядок строже, чем на железной дороге. И вдруг — раньше времени! Значит, все нарушилось, значит, опасность надвинулась совсем близко, значит, надо спасать свою жизнь.
И как нарочно вслед за гудком подходившего поезда раздался второй взрыв, еще более громкий, чем первый.
Толпа заревела и ринулась на станцию.
— Идемте, — крикнул Николай Семенович.
Катя схватила на руки дрожавшего от страха Петю, Николай Семенович поднял корзину, Вера Петровна — какой-то узел, и все они вместе с толпой ринулись в помещение станции.
— Господа, — кричал дежурный, — нельзя же так! Что вы!
Но его оттеснили.
Паровоз с шипением уже проходил мимо, таща за собою вагоны.
— Не остановится.
— Остановится! Ой!..
— Раздавили!..
Катя с ужасом почувствовала, что она не владеет своими ногами. Толпа сжала ее и несла куда-то в
