Отсюда хорошо всех видно.
— Конечно.
— Нет-нет, не уходи! — торопливо попросила Валентина Михайловна. — Я не буду тебе мешать.
— Этояпомешаю вам…
— Да нет, что ты. Наоборот. Можешь помочь мне проследить за ребятами? Я одна, а вас вон сколько…
Маша согласилась и ощутила незнакомое приятное чувство в груди.
— Скажите, — осмелела девушка, когда прошло несколько минут, — Тоня Харитонова правда отказалась идти в колхоз?
— Отказалась, — без эмоций подтвердила женщина.
— И что теперь с ней будет?
— Не знаю.
— А у неё правда золотая медаль?
— Она на неё шла…
— Значит, она может поступить в Москву?
— Шансы неплохие…
Односложные ответы несколько насторожили Машу, но она продолжила:
— А вы считаете, это правильно — отправлять всех без разбора в колхоз? Разве люди не должны заниматься тем, к чему есть способности?
— Это очень сложный вопрос, — прозвучал ответ, и девушке показалось, что в тоне засквозила настоящая грусть. — Чаще бывает, что в какой-то сфере люди нужнее…
— Значит, колхозники сейчас нужнее?
— Возможно, что так.
— Но она не хочет быть дояркой! Она же умная! Что она забыла в коровнике?! Это несправедливо! И как потом сложится её жизнь?!
— Я, конечно, многого не знаю и не понимаю, — медленно и тихо проговорила учительница, — но скоро олимпиада, а желающих поступать в Москву очень много. Они будут мешаться под ногами…
— Олимпиада в следующем году!
— Но население станет больше, если многие поступят в этом.
— Так значит, можно ломать человеческие судьбы просто потому, что кто-то решил почистить Москву?!
— Почему сразу ломать?
— Потому что! — В Маше боролись противоречивые чувства. Она так долго обо всём молчала, так долго терпела, приспосабливалась, что в какой-то миг совершенно перестала понимать смысл своих действий.
— Что у тебя случилось с Новосёловой? — перевела тему Валентина Михайловна.
— Она просто ду… — едва не выдала Иванова, но вовремя вспомнила, с кем говорит. — Она вечно везде лезет. А когда стала комсоргом, так вообще как с цепи сорвалась… Значок свой не снимает. Везде пихает его. Даже на прополку нацепила!
— Люда неплохая, просто она ещё молодая и неопытная. Она многого не понимает. Прости ей это, — тепло проговорила учительница, и девушка подумала — а вдруг она и правда несправедлива к Новосёловой?
— Только если она от меня отстанет…
— Она не отстанет, — с печальной улыбкой покачала головой Валентина Михайловна. — У неё мама секретарь сельсовета. Люда не имеет права опускать планку.
— Да кто её заставляет? — ошеломлённо повела глазами Маша.
— Сама Люда и заставляет. Ты пойми, она действительно хочет как лучше. Ей нравится быть частью большой системы, коллектива, она верит, что если приложить усилия, все люди исправятся, станут добрыми, честными, правильными…
— А вы тоже так думаете?
Учительница вдруг очнулась и смутилась:
— Не слушай меня, Маша. Я ничего тебе не говорила.
— Я никому не скажу, — чувствуя родственную душу, поспешно заявила Иванова. Она внимательно посмотрела на женщину и не без горечи заметила — Валентина Михайловна такая же, как она, только сломленная, подчинённая, позабывшая о собственном я. Но даже так ей удалось остаться прекрасным человеком, который всегда поддержит, утешит, поймёт, и не только её — Машу, — но даже и Люду Новосёлову.
— Толик! — закричала учительница и строго покачала головой. Мальчик невинно замер, сжимая в руках большую массу ряски рядом с головой ничего не подозревающей Ириши Сидоровой.
— А я ничего, Валентин Михална! — заискрилось лицо Толика, а зеленоватая копна булькнула под воду.
— Вот паразит! — добродушно усмехнулась женщина.
Маша Иванова оглядывала залитую солнцем речку, далёкий лес, кусты и траву и случайно заметила человека, который стоял на другой стороне реки. Высокий рогоз хорошо скрывал лицо, оставляя на виду лишь тень. Наверное, рыбак? Проспал утром и не дождался вечера. Но удочки не было заметно, и девушка решила перейти на другое место, чтобы лучше рассмотреть. Чем ещё ей заняться в эти скучные часы?
Маша побрела вдоль берега, изредка посматривая на заросли высокой болотной травы. Когда те сместились в сторону, девушка с удивлением обнаружила секретаря колхоза — Галину Александровну. Женщина неподвижно стояла на берегу и наблюдала за тем, как школьники плескаются в воде. И всё бы ничего, если бы Маша не разглядела странную тоску в лице, смешанную с жёсткой решимостью. Как будто той хочется так же поплавать в жаркий день, но она никак не может себе этого позволить и во всём винит беззаботно визжащих ребят…
— Вот ты где, — произнесла Новосёлова прямо за спиной, и девушка обречённо вздохнула.
— Чего тебе?
— Пожалуйста, не груби.
— Я и не думала.
— Маша, нам нужно серьёзно с тобой поговорить.
— Нет, я не хочу ни о чём разговаривать!
— Твоё… свободомыслие может плохо сказаться на девочках.
— Всё, я пошла, — Маша развернулась, но не успела сделать и шага, как Людмила схватила её за руку.
— Да я же помочь тебе хочу! Ты с нами уже полгода, а так ни с кем и не подружилась!
— Наверное, это потому, что я свободомыслю! — огрызнулась та.
— Ты настраиваешь других против колхоза, — на одном дыхании ответила Новосёлова и испуганно посмотрела на Машу.
— Я?!
— Зачем ты начала при всех в столовой? Все осуждают поступок Тони, а ты стала её защищать.
— Да потому что все, кто умеет думать, понимают, какая чушь здесь происходит!
— Это тебе папа такое говорит?
Маша внутренне содрогнулась. Как хорошо, что Валентина Михайловна успела рассказать о маме Люды. Мало ли, кому та может начирикать и куда это дойдёт…
— Не вздумай вмешивать сюда отца!
— Тогда откуда…
— Да потому что я жить хочу, понимаешь?! Так, как чувствую, а не так, как мне говорят, что я должна чувствовать! Есть ведущие, а есть ведомые! Так вот я — не овца! Пусть овцы идут! А я за баранами ходить не собираюсь!
— Маша…
— И если мне придётся закончить вашу школу, я тоже не пойду в колхоз! Хоть режьте меня!
— Но так нельзя… Это же предательство! — возмутилась Новосёлова.
Иванова со злобой вырвала руку и ошеломлённо сказала:
— Да ты вообще ничего в жизни не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь! Если все будут думать только о себе, вот как ты, то общество превратится в настоящих диссидентов! И наша страна даже может перестать существовать!
Маша изумлённо захлопала глазами и не нашлась что ответить. Она двинулась к ребятам, которые нехотя вылезали из воды и сушились под тёплым солнцем, и кипела от негодования. Ну откуда в голове шестнадцатилетней девочки, которая живёт в како й-то деревне, такие мысли? Книжек она, что ли, начиталась? Или хочет всеми управлять? Или жаждет висеть на доске почёта и свысока смотреть на остальных?
