в результате Первой мировой войны. Эти принципы выдвигались в качестве базовых при территориально-политическом урегулировании национальных областей, входивших в Габсбургскую и Оттоманскую империи; при определении границ Италии, на Балканах и в Польше.
В последнем, 14-м пункте, Вильсон предлагал образовать «всеобщую ассоциацию наций» – международную организацию по сохранению и поддержанию мира «Лигу наций», призванную стать гарантом «политической независимости и территориальной целостности как больших, так и малых государств». Примечательно, что в тексте документа, который, как считалось, должен был служить установлению мировой демократии, по справедливому замечанию британского исследователя Адама Туза, термины, традиционно приписываемые интернационализму Вильсона, – демократия и самоопределение – не встречаются[60]. А отечественный историк А.С. Маныкин подчеркивает, что «за многочисленными высокопарными заявлениями Вильсона, призывавшего сформировать новую модель международных отношений, способную навсегда положить конец вооруженным конфликтам, «крылось вполне прагматичное стремление создать надежный механизм, опираясь на который, США заняли бы ключевые позиции в мировых делах»[61]. Схожую точку зрения высказывает известный специалист по истории международных отношений В.Н. Горохов: «Таким образом, «Четырнадцать пунктов» Вильсона являлись своего рода манифестом, в котором под прикрытием пацифистских лозунгов прослеживалось стремление американской администрации вывести США на авансцену мировой политики, закрепить за ними положение ведущей державы не только в экономической, но и в политической сфере»[62].
* * *
Для французов особое значение в «Четырнадцати пунктах» Вильсона имел 8-ой пункт документа, гласивший: «Вся французская территория должна быть освобождена и оккупированные части возвращены, а зло, нанесенное Франции Пруссией в 1871 г. в отношении Эльзас-Лотарингии, которое нарушало всеобщий мир почти 50 лет, должно быть исправлено, чтобы мирные отношения могли снова быть установлены в интересах всех». Полковник Хауз свидетельствует, что при составлении «Четырнадцати пунктов» именно президент настоял на необходимости отдельного упоминания Эльзаса и Лотарингии. Неудивительно, что во Франции американская «Программа мира» была встречена с ликованием. Впрочем, она получила всеобщее одобрение и американского общества, сплотившегося под лозунгом Вильсона скорее покончить с войной. Президент стал кумиром не только пацифистов, либералов, умеренных социалистов, «под его документом могли подписаться все, кто хотел решительной и скорой победы сил демократии, да и против справедливого завершения войны мало кто рискнул высказаться»[63]. В день обнародования речь была отправлена во Францию и расценена ее президентом Пуанкаре как «весьма благоприятное обращение в адрес союзников». 9 января французский посол в США Ж.-Ж. Жюссеран написал Пуанкаре письмо, в котором он рассказывал об особенно теплом приеме Конгрессом пункта об Эльзасе и Лотарингии: «Самым важным для нас является не только то, что говорится об Эльзасе и Лотарингии, но и то, как это было принято. Лишь только названия были произнесены, все трибуны встали и разразились аплодисментами, не дав президенту полностью выразить то, что он должен был сказать. Это воплощение [тех – Н.Н.] заверений, которые я давал департаменту, когда многие усомнились в намерениях президента в отношении нашей национальной проблемы»[64]. Ознакомившись с положениями «Четырнадцати пунктов», глава французской миссии в США по делам франко-американского военного сотрудничества Андре Тардье также выразил свое одобрение формулировкой 8-го положения документа, посчитав ее «вполне удовлетворительной» и «очевидно означавшей, что США желают восстановления статуса [Эльзаса и Лотарингии – Н.Н.], существовавшего до 1871 г.»[65]. Более спокойную и объективную оценку «Программе мира» Вильсона дал глава французского правительства Ж. Клемансо. Ознакомившись с ней, он сказал своему ближайшему помощнику генералу Анри Мордаку: «В ситуации, в которой находятся союзники, ничего не остается, как принять программу Вильсона. Это, конечно, не идеал. В ней вместе с четкими, практичными и неоспоримыми с точки зрения справедливости идеями есть пункты, которые скорее относятся к области утопии»[66].
По свидетельству полковника Хауза[67], на одном из совещаний союзников (30 октября 1918 г.) Клемансо месте с британским премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем и главой итальянского правительства Витторио Орландо заявили ему, что «Четырнадцать пунктов» не согласовывались с ними, а смысл и цели многих из высказанных Вильсоном тезисов им «просто не понятны». С самого начала Клемансо открыто демонстрировал, что не поддерживает идею отказа от тайной дипломатии: «Я не могу дать согласия на то, чтобы никогда не заключать особых или тайных дипломатических отношений какого-либо рода». В штыки глава французского правительства воспринял и американские предложения по ограничению вооружений и нескрываемый антиколониализм, звучавший во многих выступлениях президента США. Лидеров Франции и Великобритании беспокоили и заявления Вильсона наподобие следующего: «Мне приносит удовлетворение то обстоятельство, что, если нужно, я смогу обратиться к народам Европы через головы их правителей». На совещании 30 октября полковник Хауз, видя недовольство руководителей ведущих государств Антанты различными пунктами американской программы, открыто объявил им, что отказ от заключения перемирия на предложенных Вильсоном принципах сорвет переговоры с Германией и США будут вынуждены обсуждать этот вопрос непосредственно со странами Четвертного союза. «Это будет означать сепаратный мир между Соединенными Штатами и Центральными державами», – возмутился Клемансо; «Возможно», – ответил полковник. «Мое заявление, – телеграфировал он президенту, – произвело на присутствующих разительное впечатление». Разрыв отношений с Вильсоном, воспринимаемым европейским обществом в качестве лидера мирового либерализма, оставил бы неизгладимый отпечаток на политической карьере премьер-министров стран Антанты. Кроме того, прекращение сотрудничества с США серьезно затронуло бы их благосостояние, в частности Франции, полагавшейся на американскую военную помощь и финансовую поддержку в период восстановления. Европейские политики отнеслись к «Четырнадцати пунктам» со скепсисом, но вместе с тем осознавали их идейную силу и воздействие на народы воюющих государств, а также претензии Вильсона на единоличное лидерство в послевоенной системе международных отношений. Даже склонный к сотрудничеству с США Ллойд Джордж назвал американские предложения «очень туманными» и «очень опасными»[68].
В отличие от руководителей европейских стран Антанты, перед которыми открывалась перспектива «решать судьбы мира» с учетом гегемонистских притязаний США на роль политического лидера и «высшего арбитра» в международных делах, население ввергнутых в Первую мировую войну государств однозначно положительно прореагировало на американскую «Программу мира».
Крупнейшие французские газеты, разделявшие проправительственную точку зрения, опубликовали целиком «Четырнадцать пунктов», назвав обращение президента к Конгрессу «историческим событием»[69]. Развернутую и восторженную оценку дал ему 10 января главный редактор «Фигаро», член Французской Академии Альфред Капю: «Программные части поразительно ясны. Невозможно лучше сказать, что полное восстановление [государственности – Н.Н.] королевства Бельгия и возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии имеют универсальную моральную ценность … Между союзниками существует полное единство по основным пунктам величайшего в истории сведения счетов. Однако президент Соединенных Штатов идет дальше г-на Ллойд Джорджа и, кажется, дальше г-на Клемансо в вопросе о будущей организации международных отношений. Нам известна [его – Н.Н.] благородная мечта о создании «Лиги
