капитанская каюта на хорошо оснащенном корабле. Гордость Петра - ветровой прибор, сделанный по его заказу в Дрездене придворными мастерами саксонского курфюрста. Это чудо механики и искусства стоит тут с 1714 года.
Три больших циферблата, заключенные в роскошную резную дубовую раму, показывают время, направление ветра, его силу и скорость. Для того, чтобы прибор действовал, в стене, около которой его поставили, прорубили два канала и пропустили через них тросы, соединившие два нижних циферблата (верхний - часы) с флюгером на крыше дворца. Вращаясь на ветру, флюгер приводит в движение их стрелки.
Рама ветрового прибора - подлинный гимн морскому могуществу России. Словно складки тяжелой царской мантии, падают по ее сторонам массивные резные драпировки. Могучие крылья орла охватывают верхний, часовой циферблат, а над ним, там, где, казалось бы, должна быть голова царственной птицы, на большой раковине возносится корона из ростр - отпиленных носов вражеских кораблей. В самом центре, между циферблатами, на крепко завязанном мешке, сидит властелин ветров, крылатый Эол. Стоит только ему приоткрыть мешок, как спрятанные там ветры вырвутся на свободу и натворят бед: не один корабль собьют с пути, а то и отправят на дно, в царство Нептуна, который также здесь изображен, - его голова в венке из водорослей и жемчугов выступает из нижней части рамы.
Токарная - как бы второй кабинет Петра. В ней он экзаменует возвратившихся из-за границы пенсионеров, дает аудиенции иностранным послам, беседует с корабельными мастерами, сочиняет воинские уставы и указы. На двери токарной собственноручная записка царя: „Кому не приказано или кто не позван, да не входит сюда… дабы хозяин хотя сие место имел покойное".
Для того, чтобы из комнат Петра попасть на второй этаж, где жила Екатерина с детьми, надо выйти в вестибюль. Там, напротив входных дверей, высится дубовая стена - панно, за которой спрятана лестница. Панно разделено на три части пилястрами, завершающимися резными капителями. В центре - рельефное изображение Минервы. В ее сильной, стройной фигуре, в смелом взлете линий, очерчивающих изогнутый силуэт, в развевающихся складках одежды чувствуется мощное дыхание жизни. Замечательным образцом резьбы по дереву является и балюстрада в вестибюле второго 0тажа, состоящая из невысоких столбиков, увитых крупными стилизованными листьями, вырезанными уверенно и четко. Кто автор этих произведений - до сих пор неизвестно, но не исключено, что в их исполнении участвовали русские резчики, издавна славившиеся своим искусством; потому и велено было им переселяться на берега Невы, чтобы украшать новую столицу.
В верхнем вестибюле, как и внизу, две двери - одна против другой. Та, что направо от лестницы, ведет в поварню, очень похожую на нижнюю, та, что налево - в приемную Екатерины. Вообще по расположению и количеству комнат оба этажа одинаковы: в каждом поварня, темная комната и шесть жилых светлых покоев. Наверху приемная, тронная Екатерины, ее спальня, детская, танцевальный зал и кабинет. Убранство этих комнат наряднее, богаче, изысканнее, чем апартаментов первого этажа. Окружая свою вторую жену поистине царской роскошью, Петр будто старался заставить всех забыть о ее незнатном происхождении. Чего только не было в покоях Екатерины: обои из китайского шелка, затканного серебром и золотом, ковры и шпалеры, картины, живописные плафоны и наборные паркеты, мебель, инкрустированная слоновой костью и перламутром, заморские безделушки, венецианские и английские зеркала в рамах из красного и палисандрового дерева.
Обилие зеркал во дворце - важное новшество. Если в XVII веке они и встречались в богатых домах, то почти всегда висели закрытые деревянными створками или занавесками. Пользовались ими редко, только при крайней необходимости: смотреть в зеркало считалось занятием суетным и осуждалось церковью. В Летнем же дворце блестящие стекла многочисленных зеркал в дорогих рамах служили и прекрасным украшением комнат, и предметом чуть ли не первой необходимости. Теперь любят наряжаться, следят за своей внешностью: „Приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан".
Среди зеркал Летнего дворца особенно выделяется своей изумительной резной ореховой рамой одно, то, что стоит сейчас в танцевальной. По сторонам его, на вершинах деревьев, сидят хищные птицы с изогнутыми клювами, а вокруг искусно вырезанные скульптурные изображения собаки, лани, зайца, охотничьих рогов, ружей. На прикладе ружья резная надпись: „Piter, 1710" - вместе с русскими мастерами над созданием рамы работал Петр. Вероятно, он сам и оставил на ней свою подпись.
Из всех комнат второго этажа, пожалуй, самая примечательная - Зеленый кабинет. Тут, в стенных шкафах с мелкими стеклами (больших стекол тогда не умели делать), были выставлены редкие камни, китайские фигурки из дерева, нефрита, фарфора и слоновой кости, буддийские идолы, шаманские бубны, экспонаты из купленной в Голландии анатомической коллекции профессора Рюйша и прочие диковинки. Собранные Петром в шкафах Зеленого кабинета, да и в других комнатах дворца, эти „раритеты" положили начало Кунсткамере - первому русскому общедоступному музею. „Я хочу, - говорил Петр, - чтобы люди смотрели и учились". Борясь против суеверий, он издает специальный указ о покупке „монстров" (уродов), платя по десять рублей за „человеческую монстру" и по пять - за „скотскую и звериную", дабы невежды не чаяли, что „такие уроды родятся от действа диавольского, через ведовство и порчу, чему быть невозможно…"
Однако Зеленый кабинет интересен не только как предшественник Кунсткамеры, но и своим художественным убранством - это единственная комната во дворце, сплошь украшенная живописью. Ее стены, обитые деревом, окрашены в зеленый цвет и расписаны светло-серыми, золотистыми, розовато-серыми тона" ми. Здесь неоднократно повторяются вензеля Петра и Екатерины, орлы с коронами на головах, амуры, букеты, вырастающие из стилизованных ваз, гирлянды и лавровые ветви. Над обеими дверями комнаты, в прямоугольных рамах, изображены корзины цветов, стоящие на парадных, красных бархатных скатертях с золотой бахромой. Но сами цветы, яркие и пестрые, написанные с какой-то особой непосредственностью и безыскусностью, вызывают в памяти русские поля и луга, а не дворцовые оранжереи с изнеженными заморскими растениями.
Впрочем, то, что в росписи кабинета участвовали русские мастера, можно предположить и по четырем овальным медальонам в простенках, где с трогательным простодушием представлены аллегории четырех частей света: Европы, Азии, Америки и Африки (Австралия отсутствует, так как о ней тогда имели настолько смутное представление, что даже не включали в число стран света). Видно, художники, трудившиеся над отделкой кабинета, лишь понаслышке знали о далеких жарких краях, где вместо белоствольных березок растут пальмы.
А вот живопись на потолке Зеленого кабинета, прославляющая Екатерину, как мудрую
