Наконец Эйтлинн решилась:
— Разделишь с нами трапезу?
Хульдра испуганно кивнула. Кажется, она была не столько рада милостивому предложению, сколько боялась отказать. Но Эйтлинн была твердо намерена настоять на своем. Если понадобится.
Оба Дэ Данаана, старший и младший, плескались в реке, выбрасывая на берег огромных лососей, точно два зажравшихся медведя, пасущихся на нересте. Ллевелис счастливо хохотал. Рыба поблескивала мифриловой кольчугой на солнце и яростно молотила хвостом о землю. Однако при виде лесной гостьи Киэнн неожиданно замер.
— Сюнн?..
Тревожившая Эйтлинн и ранее мысль настойчиво застучала в подкорку мозга:
— Это та самая, Киэнн?
Он еще пару секунд сверлил пришелицу взглядом, но потом, как ни в чем не бывало, мотнул головой:
— Нет.
Ллевелис насупился, но Глейп-ниэр не тронул. Только не совсем отчетливо, но все же уверенно проговорил:
— Не-е-е плафта. Фланьё.
Киэнн шумно выдохнул:
— Да что ж тебе неймется, Лу?!
Эйтлинн захохотала.
— Нехорошо врать своему королю! — сквозь смешливые слезы, отчитала его она.
— Ему я не врал! — возмущенно бросил Киэнн. — Я врал тебе. Ну, по глупости, в его присутствии.
Он сердито обернулся к хульдре:
— Зачем ты пришла, Сюнн? Закончить начатое уже не выйдет.
Та принялась бить хвостом:
— Ты мне не интересен.
Ллевелис снова поморщился, Киэнн хмыкнул:
— Теперь ты делаешь то же самое, что и я минутой ранее. Врешь в присутствии своего короля. Смотри, ему может это не понравиться.
— Ты… — Теперь хульдра старательно подбирала слова. — Ты не важен. Ты теперь ничего не значишь.
Киэнн удовлетворенно кивнул, однако тут Эйтлинн, не выдержав, взорвалась:
— Ах ты, вертихвостка драная! Он менее суток тому назад собирался умереть ради того, чтобы ты и такие, как ты продолжали жить! И теперь он «ничего не значит»? Пошла вон отсюда вместе со своими сыром, наливкой и малиновыми пирожками!
— Этт, — вмешался Киэнн, явно пытаясь их примирить, — мне нравится ничего не значить. Это великолепное, умиротворяющее чувство. И сыр я люблю. А уж наливка — и вовсе отличная штука.
Он мягко улыбнулся:
— Она же именно тебе выказать почтение пришла. — И тут же сурово обернулся к хвостатой троллихе: — У тебя плохо получилось, хульдра! Старайся больше!
Та потупилась в землю, обвив ноги двумя кольцами длинного хвоста. «У меня никогда так не выйдет, — мелькнуло в голове у Эйтлинн. — Он знает их всех, как облупленных, видит насквозь, умеет вовремя вынуть кнут или пряник, по ситуации».
— Накрывай на стол, — наконец вздохнула она, — Сюнн… как тебя там?
— Сюннгива, моя королева, — подсказала хульдра.
В общем, стряпню полностью взяла на себя гостья. Развела огонь (волшебный, конечно, настоящего живого пламени фейри, как пояснил Эйтлинн Киэнн, не терпят и всячески избегают), выпотрошила и запекла рыбу с травами, поджарила изумительный грибной шашлык на ореховых прутиках, и даже умудрилась слепить сладкий десерт с орешками, похожий на рахат-лукум. И только посуду Киэнн все же упрямо вымыл собственноручно, после чего аккуратно спрятал обратно в заросли папоротника. Как и обещал.
Распрощавшись с Сюннгивой, королевская чета двинулась дальше. В другой раз остановку сделали уже на закате. Провизии у них было еще предостаточно, а черничная наливка пошла и совсем хорошо. Ллевелис клевал носом, и колдовская постель для всех троих была уже давно готова…
Однако прежде, чем юный король окончательно задремал, ладонь Киэнна внезапно нырнула под покровы шерстяного плаща Эйтлинн и нежно прошлась по спине, от верхнего позвонка до самой ложбинки между ягодицами. По коже побежали сладкие мурашки.
— Ты что делаешь? — прошептала Эйтлинн. — Он же еще не спит!
Ладонь бесстыдно продолжила свое путешествие:
— А я и не собираюсь обкрадывать его тайком. Если ему не понравится мое поведение — он быстро даст мне знать.
Голова у Эйтлинн пошла кругом:
— Ты серьезно? Но так же нельзя! Так не делают!
— Это там у вас не делают. — Он вполоборота глянул на мигом пробудившегося Ллевелиса: — Лу, я делаю что-то плохое?
Золотоглазый отрок задумчиво мотнул головой. Руки Киэнна пошли в более решительное наступление, заскользили по ее дрожащим от напряжения бедрам. В паху отчаянно заныло.
— А теперь?
Тот же жест отрицания, даже более уверенный. Эйтлинн порывисто дышала, и слышала, как колотится о стенки сосудов его кровь, точно намереваясь найти свой путь на свободу и разбрызгаться пламенно-алым фейерверком. Плащ соскользнул с ее плеч, жадные губы прильнули к шее, груди, на несколько мгновений замерли в той самой впадинке под ключицей, поползли вниз по животу…
— А сейчас?..
Она очень старалась не кричать. Не знала, как Ллевелис воспримет это. Но не смогла. Захлебнулась долгим, прерывистым воплем блаженства, потонула в пульсирующем, раскаленном океане…
А потом вдруг поймала на себе взгляд двух холодных, радостных золотистых глаз. И ей снова сделалось не по себе.
— Киэнн, — слабо позвала Эйтлинн примерно двумя часами спустя, устав ворочаться у него под боком.
— М-м-м? — невнятно отозвался он.
— Он меня пугает.
— Кто?
— Ллевелис.
— Чем?
Мальчуган безмятежно спал на своей лежанке.
— Ты видел, как он на меня смотрел?
— Когда?
Он, похоже, все еще наполовину спал.
— Тогда. — Эйтлинн раздраженно засопела. — Не притворяйся, что не понимаешь.
— Как?
— Жутко. Я ведь больше всего боялась, что он не поймет. Решит, что ты делаешь мне больно. Не знаю, понял ли он, но… Мне кажется, его бы это не смутило. Он был бы даже рад, если бы ты меня придушил.
Киэнн сел.
— Этт, не начинай травить эту баланду снова! Во-первых, я не собираюсь тебя душить. Во-вторых, тебе показалось.
Она отчаянно помотала головой:
— Не показалось. Киэнн, я не знаю, кто он. Мне страшно. Он чудовище!
Киэнн криво ухмыльнулся:
— Позволь тебя просветить, моя прекрасная королева. Все дети — чудовища. Тебе бы следовало хорошенько выучить это, прежде чем дать жизнь одному из них. Они рождаются на свет жестокими, злыми и безжалостными. Это нормально. Мы, взрослые, боимся смотреть этой истине в лицо, а потому придумываем себе сладенькую иллюзию, представляя их розовощекими сусальными ангелочками. А когда эта иллюзия, как и все они (а по иллюзиям я специалист, поверь) разлетается в пыль — ну, тогда мы внушаем себе, что это произошло потому, что… Здесь подставь что угодно. Другую новенькую иллюзию. Но это не потому, что. Это их естественное состояние.
