не задевало. Закон торговли был суров, и собаки служили надежными сторожами. Лишь случай с известным и всеми любимым виолончелистом Умбахом потряс город. Музыкант возвращался с праздника, где он, попивая винцо, играл на танцах. Когда он очутился на Амбарном, начали сгущаться сумерки. То ли он не услышал сигнала, по которому запирают ворота, то ли на него не обратили внимания стражники… А может, сон сморил его в закоулке? Каждый рассказывал потом свое. Короче, псы учуяли человека, и вся свора, щеря клыки, его окружила. Он хотел бежать, но споткнулся и упал, при этом виолончель… брякнула. Собаки навострили уши. Перепуганный насмерть музыкант мгновенно оценил свой шанс. Он прикрылся футляром, достал, пощипывая струны, смычок и заиграл менуэт, а потом полонез, а потом опять менуэт. Собаки расселись вокруг и сомкнули пасти, но стоило усталой руке опуститься, они завыли так пронзительно, что музыканту вновь пришлось схватиться за смычок… Играл он, пока не рассвело, то был самый ответственный концерт в его жизни. В конце концов музыка разбудила стражников и кого-то из горожан, и Умбаха, полуживого, спасли из западни. Происшествие с виолончелистом стало веским аргументом в пользу отказа от этого мрачного обычая. Собачьи ставки урезали, ворота укрепили.
Напротив Амбарного острова вдоль Долгой набережной Мотлавы расположено восемь ворот. Семь готических и одни в стиле ренессанса — Зеленые ворота. Перед ними когда-то и остановились сани итальянской принцессы Марии Людвиги Гонзаги. Будущую польскую королеву встречали королевич Карл Фердинанд и князь Альбрехт Станислав Радзивилл. В окнах Зеленых ворот сверкали брильянтовые диадемы и золотые митры. Стены и лестницы были убраны цветистыми коврами. На гданьских столах посвечивали гданьские серебряные приборы. Принцесса села пировать под приветственные клики нарядных рыцарей, толпившихся снаружи. Роскошь превзошла все виденное греками у персов — так по крайней мере говорили в ту пору в Гданьске и в Мантуе, в Варшаве и в Париже. Ныне в бывшей королевской резиденции, возрожденной усилиями гданьщан и искусством Яна Крамера, разместилось Управление реставрации памятников старины. В дворцовом зале расставлены кульманы, в покоях размещены мастерские. Уже четвертое десятилетие здесь кипит работа по воскрешению художественных ценностей Гданьска. Над уцелевшими после пожаров картинами, извлеченными из-под руин статуями, среди старых гравюр и книг хлопочут историки искусства и реставраторы, художники и резчики — целые коллективы трудолюбивых высокоодаренных специалистов. Мерило их успехов — возрождение Гданьска, и главное — восстановление интерьеров Ратуши Главного города. Именно отсюда, из окон Зеленых ворот, открывается единственная в своем роде панорама на Королевскую дорогу в старинный порт…
Никто не поверит, что в темных арках, близ башен портового канала никогда не сверкали ножи. Приведем одну историю, не похожую, впрочем, на разбойничью балладу. Осталось неизвестным, кем был тот шалопай, который в пьяной компании, хлебнув лишнего, проглотил то ли на спор, то ли ради шутки не более не менее как нож и понял вскоре, что ему не миновать смерти. Молва гласила, что этот безумец был личным другом короля. Надлежало, таким образом, сделать все возможное, чтобы спасти несчастного. Его отнесли к самому искусному гданьскому цирюльнику Даниелю Швабе, стяжавшему себе славу своим скальпелем. Но одно дело вскрыть нарыв, другое — разрезать желудок. Хирургия находилась в ту пору еще в пеленках, рискнуть же было необходимо. Не станем вдаваться в подробности этой операции, которую совершили в условиях, далеких от гигиены, в эпоху, не ведавшую анестезии. Нож извлекли, рана зажила, пациент прожил долгую жизнь, утратив, однако, часть своей пылкости. В историю медицины этот факт вписан под 1635 годом как первая удачная операция на желудке. Король Владислав IV приехал, чтоб лично убедиться в выздоровлении фаворита, и пожаловал гданьскому хирургу королевскую привилегию. Столь же сенсационной была операция на мочевом пузыре, произведенная пятьюдесятью годами ранее у семнадцатилетнего юноши, у которого удалили камень весом в триста шестьдесят граммов. Как под присягой показали свидетели, операцию сделал отец Даниеля Кшиштоф Швабе в Гданьске в 1597 году.
Все медицинские процедуры в Гданьске производились, как правило, в лавчонках наших доморощенных медиков или под открытым небом, порой в тени одной из башен, а то и под аркой ворот.
А теперь картинка черного юмора. Пыточная вместе с Тюремной башней. То ли башня, то ли ворота, короче, мрачный монстр средневековья. Глубокие подземелья, толстые стены, тяжеленные цепи — юдоль осужденных, царство палача. Говорят, неподалеку от Лондона был трактир, приобретший невероятную популярность, едва кабатчиком там сделался палач его королевского величества. Такое в Гданьске было немыслимо. В городских книгах значилось, что не только разговор с палачом, но даже прикосновение к его одежде на улице предосудительно. Палач был лишен привилегий, не имел гражданских прав. Ему запрещалось занимать какие бы то ни было должности и полагалось носить постоянно черное одеяние, дабы каждый мог его узнать издалека и обойти стороной. В костеле палачу разрешали молиться лишь в отведенном ему месте, жить — только в Пыточной. Мы, однако, можем рассмотреть его вблизи. В готических стенах Пыточной сохранились деревянные двери эпохи Возрождения. Искусный резчик изобразил на них человека атлетического сложения, рослого, с суровым взглядом, с пучком розог в карающей длани. Порка была наиболее популярным видом экзекуции, а упомянутые нами двери вели к позорному столбу. Приговоры собирали вблизи Пыточной жаждущие зрелищ толпы народа. Наивысшая мера наказания часто вызывала протест, даже опасные мятежи, зато обыкновенные проступки карались под взрывы хохота. Не смешон ли был в самом деле стареющий горожанин, изобличенный в интрижке с молодой шинкаркой и осужденный за прелюбодеяние на долгое сидение верхом на деревянном осле? А вот наказание за перебранку, нарушившую серьезность коммерческих сделок. Горластых торговок сажали в полые дубовые колоды, замыкали на железные засовы, оставляя отверстия лишь для голов и рук. Колоды ставили друг против друга, предоставляя женщинам возможность продолжать спор, лишив их зато возможности вырывать друг у друга волосы, что, разумеется, еще больше их распаляло. Их диспуты — расхождения на нервной почве, как остроумно характеризовал это современный нам сатирик Вех-Вехецкий, — продолжались часами к вящему удовольствию любопытствующей аудитории. Не всё, одним словом, было в средневековье угрюмым.
Порадуемся, однако, что сегодня в Пыточной устраивают лишь художественные выставки и театрализованные вечера шекспировских сонетов.
Кто б мог подумать, что самая старая из гданьских башен — Угловая, от которой мы начали нашу прогулку, превратится со временем в пристанище молодых, станет Домом харцера.
Принимаясь за реставрацию столь большого комплекса архитектурных памятников, каким является Главный город, подумали и о нуждах сегодняшнего дня. Сформулирована программа, предусматривающая наиболее целесообразное использование исторических зданий и памятников в условиях современности. Вот перечень наиболее удачных объектов: археологический музей
