расстегнула пуговки и стаскивала с плеч платье. Уже было плевать на сорочку. Как это говорится: стыдно только в первый раз. Или взгляды этих двоих не прожигали так, как взгляд их карнеха. Сейчас было просто противно и дико, но я не цепенела от их присутствия.
— Эй, ты!
Я испуганно обернулась.
— Развернись, нам не видно.
О… Девчонки поговаривали, что в городе есть ночные заведения для мужчин, где девушки раздеваются за деньги и танцуют. А потом идут в номера. Эти рассказы казались такими пикантными… Но сейчас не было никакой пикантности. Только страх и мерзость. Это даже не стыд.
Я подчинилась — не было выбора. Старалась представить, что их нет. Или воображала, что между нами мутное стекло. Сняла платье, сорочку. Повесила на гвоздь. Шагнула в кабинку и повернула кран.
В тот же миг стало почти плевать на виссаратов. На меня полились потоки чистой теплой воды, и я почувствовала блаженство. Намочила волосы, подставляла лицо. Плевать. Пусть смотрят. Пусть. Но все равно, из-под ресниц я время от времени поглядывала на них. Они смотрели пристально, с застывшими лицами, на которых было какое-то отстраненное выражение.
Я намочила желтый лист, и он разбух на глазах, превращаясь в толстую мочалку. Я свернула крышку одного из тюбиков, попробовала содержимое пальцами — мыло. С едва уловимым синтетическим запахом. Наше мыло пахнет фруктами, цветами, духами… А это — просто пенится.
Я физически ощущала, как с меня смывается грязь. Будто груз. Промытые волосы скрипели под пальцами. Я намыливалась снова и снова. На виссаратов больше не смотрела — меня интересовала вторая половина душевой, отделенная перегородкой. Вероятно, пространство было поделено на мужское и женское. Значит, с другой стороны тоже должна быть раздевалка с отдельным выходом. И кто знает, может, в той части окажется пусто. Опасно? Без сомнения. Но я бы рискнула.
Я услышала скрип открывающейся двери. Виссараты подскочили, выпрямились, и тотчас вышли, оставив меня в одиночестве. Я даже боялась поверить в такую удачу, но следом увидела другого рядового. Он не смотрел на меня, даже демонстративно держался спиной. Что-то положил на лавку:
— Чистая одежда. Переоденешься. Как закончишь — выйдешь.
Он скрылся за дверью, все так же подчеркнуто не глядя на меня. Стеснительный виссарат? Маловероятно. Но я, наконец, осталась одна и почти ликовала.
Я вышла из кабинки, не выключая воду. Пусть слышат шум. Наспех вытерлась, кинулась к одежде. Обнаружила чистую сорочку, панталоны и безликое серое платье с длинными рукавами на манжетах. Уродливое, но чистое, хлопковое. Я оделась, даже толком не застегнувшись, сунула ноги в башмаки и бросилась на другую половину.
Я была права — закрытая дверь. Я приблизилась, прижалась ухом, стараясь различить звуки. Кажется, тихо…
Опасно. Может, безрассудно. Но я не хотела сидеть сложа руки и ждать возможности «выжить», как говорил Зорон-Ат. Я им нужна. Не знаю, зачем, но это было очевидным. И едва ли меня может ждать за побег что-то страшнее, чем они мне уже уготовили. Сейчас я хотела только одного — чтобы не было заперто.
Я глубоко вздохнула и со всей силы дернула ручку.
Дверь не поддалась. Чуть дрогнула под моим напором, но осталась на месте. Я нагнулась, заглядывая в широкую замочную скважину. Стандартную, под незатейливые типовые ключи. Я увидела темноту. Прямо напротив прорисовывался дверной проем и освещенный мутным дневным светом коридор. Мне почему-то казалось, что эту часть здания виссараты не заняли. И это могло оказаться шансом.
Я дергала крашеную ручку снова и снова, будто хотела сорвать дверь с петель:
— Ну! Давай же!
Снизу дверь немного отходила. Я посмотрела наверх — щеколда. Самая обычная, уходящая в отверстие в косяке. Но сплошь залитая масляной краской, как и дверная ручка. Застывшая намертво. Я потянулась, встала на цыпочки — слишком высоко. Я огляделась. Лавки на этой половине душевой были свалены у облицованной кафелем стены. Я подбежала, потянула крайнюю, неожиданно тяжелую. Взялась за один конец и потащила волоком, думая только о том, чтобы включенный душ заглушил звук.
Я с трудом отодрала присохшую щеколду, едва не сбила пальцы. На мгновение по гулкому помещению пронесся звонкий короткий щелчок, будто выстрел. Я замерла, прислушиваясь. Казалось, в тот же миг сюда ворвутся виссараты. Сердце бешено колотилось. Я не имела ни малейшего представления, сколько прошло времени. Меня в любую секунду могли хватиться. Но, кажется, было тихо. Лишь яростный шум воды и удары сердца. Я приоткрыла дверь, скользнула в пустую темную раздевалку и поспешила к дверному проему, исходящему мутным серым светом. Прислонилась спиной к стене, осторожно выглянула. Пусто, как я и предполагала. Ничто здесь не напоминало о присутствии виссаратов.
Я сжала кулаки и выскочила в коридор, стараясь как можно тише цокать каблуками. Хотела даже снять туфли, но не решилась — пол был покрыт толстым слоем пыли и мусора. Я прибавила шаг, стараясь уйти как можно дальше от душевой. Время от времени останавливалась и прислушивалась. С жадностью смотрела по сторонам, но видела лишь голые стены и полосу грязных окон под самым потолком.
Впереди показалась развилка. Прямо и налево — коридоры, направо — лестница вниз. Выбор был очевиден. Я сбежала по пролету, прильнула к заляпанному окну на площадке. Казалось, я смотрела с высоты второго этажа. Пустой заводской двор, ни единой живой души. Сваленные в кучу трубы, баки с яркими желтыми полосами, листы ржавого железа. Кажется, лестница вела на технический этаж или в подвал. Там обязательно должен быть выход на улицу.
Я снова прислушалась. Теперь где-то далеко слышался топот. И он приближался. Меня спохватились — это было неизбежно. Я припустила вниз по лестнице, уже не думая ни о чем. Как дикий зверь, которым овладевает один-единственный инстинкт — спастись. Нырнула в дверь и оказалась в подвале с паутиной всевозможных труб. Скупой свет падал сквозь крошечные окошки под самым потолком. Этого хватало, чтобы оглядеться. Но единственное, что меня интересовало — дверь, за которой мог оказаться выход.
Я уже слышала шаги, голоса. Они неумолимо приближались. Я едва успела лечь на пол и втиснуться под толстую ржавую трубу, как в подвал вошли несколько виссаратов. Я видела, как шарят лучи фонарей. Трое. Может, четверо. Они остановились. Мое сердце колотилось так, что, казалось, оборвется. Время замерло. Свет прорезал пространство вдоль и поперек, будто кромсал на куски. Но мой крысиный угол оказался укрытым с трех сторон — не пробивался лучами. Вся надежда была лишь на то, что мужчины здесь просто не пролезут.
