Девушка знала, что Элис запомнит пьесы, но не могла и предположить, что они будут упомянуты в письме к автору. Конечно же, Рассел сразу догадался, у кого можно было прослушать «Прелюдии».
И вот маэстро здесь. Сердце Пат сжалось, словно в тисках, но голос не дрогнул:
— Я полагаю, ты приехал не затем, чтобы ворошить старые угли. Костер давно погас!
Патрисия холодно взглянула на гостя. Сейчас ей больше всего требовалось сохранять дистанцию между ними. Она была уверена, что, если увидит этого человека вновь, все произойдет иначе. И в голову не приходило, что ее опять так же сильно потянет к нему, что само его присутствие вызовет к жизни прежние чувства, казалось, давно похороненные.
Неужели ошибалась?
— Иногда даже в погасшем костре остается одна искра, — прозвучал ответ на немой вопрос. — Порой нужно только раздуть ее, чтобы пламя разгорелось снова.
Рональд сделал шаг внутрь беседки. Старые доски заскрипели под ногами. Патрисия отпрянула к решетчатой стене, помимо воли завороженная чертами красивого лица, приближавшегося к ней.
Ей хватило мгновения, чтобы отметить мельчайшие детали. По сравнению с тем, что она помнила, волосы мужчины слегка поредели, еще больше подчеркивая высокий лоб. Черные брови над столь незабвенными очами были сведены вместе. Яркий огонь пылал в устремленных на нее глазах, которые обладали удивительной способностью менять цвет, становясь то карими, то зеленоватыми. Затаив дыхание, девушка наблюдала, как на нее надвигается прошлое.
Все переворачивалось у нее внутри. Она не хотела, чтобы этот себялюбец дотрагивался до нее. И все же…
Неожиданно его губы скривились, и он отвернулся, но до этого Патрисия успела заметить, как изменилось выражение когда-то милого лица. Сердце ее упало. Неприязнь нельзя было перепутать ни с чем, и это чувство Рон испытывал к ней.
Ее вдруг охватила злость на себя. Почему недостало решимости сразу оттолкнуть его, показав, что в костре не осталось ни искорки. Вместо этого она смиренно ждала, желая его прикосновения. Он сразу все понял, готов был ответить на ее чувства, пока не вспомнил прошлое. Рон ничего не забыл. Это было видно по его глазам, прежде чем он отвел их в сторону.
Ярость кипела в девушке.
— Почему бы тебе не спросить, вожу ли я машину в пьяном виде? Я вижу, что у тебя на уме.
Лицо гостя оставалось абсолютно спокойным, когда он вновь обернулся к ней:
— Очевидно, это у тебя на уме, поэтому — какая разница, что я скажу, не так ли?
Напряжение достигло предела. Пат не могла поверить, в какое смятение пришли ее чувства теперь, всего через несколько минут после его появления. Должно быть, так случилось потому, что он напомнил о вечере, который ей хотелось любыми средствами вычеркнуть из своей жизни, а отнюдь не оттого, что у нее сохранилась любовь к нему.
— Я думаю, тебе лучше уйти, — сказала она, собрав остаток сил, чтобы сохранить достоинство.
— Ты собираешься отступать перед проблемами, Пат?
— Отступать? Я не…
— Ты не понимаешь, о чем я говорю, да? — бросил Рон, и резкий тон оборвал ее на полуслове. — Раньше ты не убегала от проблем, да и теперь не собираешься этого делать, нет, черт возьми, не собираешься.
Пат вскинула голову. Возможно, она заслужила его презрение за тот проклятый вечер, но обвинять ее в трусости не позволит. Покинув любимого, девушка совершила акт величайшего мужества в своей жизни.
— Ты же давно ничего не знаешь обо мне, — вскипела она. — Если бы я собиралась бежать от своих проблем, продала бы этот дом, вместо того чтобы из последних сил стараться поддержать его. Я бы не вернулась сюда, чтобы в течение двух лет ухаживать за отцом, наблюдая, как он угасает на моих глазах. Не осталась бы сейчас здесь и не стала бы разговаривать с тобой.
Странный огонек мелькнул в его зеленоватых глазах.
— Наверное, ты испытала больше, чем я мог предположить. А сейчас тебе не хватает храбрости, хотя в этом есть доля и моей вины. Несколько лет назад все, что тебе требовалось, — это любовь.
Горькая правда вернулась: это было тогда, теперь все иначе. Пробеги Патрисия марафонскую дистанцию, и то бы потеряла меньше сил, чем в этом противостоянии.
— Мне жаль, что ты потратил свое время, — заставила она себя произнести официальным тоном. — Я передам Элис, что вся эта затея оказалась ошибкой.
Гость не собирался уходить.
— Возможно, для тебя, но не для меня. Я не собираюсь разочаровывать девочку, чтобы потакать твоей гордыне. Итак, ты вернешься со мной в дом добровольно или мне тебя туда отнести? Что ты выбираешь?
3
Перспективы попасть в дом на руках Рона было достаточно, чтобы вернуть силы ослабевшим ногам. Не стоило и сомневаться, что он сделает это. Однажды она в шутку бросила ему подобный вызов, и этот здоровяк без всяких усилий поднял ее своими стальными руками, не обращая внимания на призывы отпустить.
Та сцена закончилась поцелуями и смехом. Теперь наверняка завершилась бы слезами и унижением.
Патрисия торопливой походкой направилась по дорожке к дому. Рон не отставал ни на шаг. Она чувствовала затылком его дыхание, которое, казалось, шевелило ее волосы и заставляло ощущать пустоту внутри.
С какой стати он вернулся сейчас? Что ему нужно? Не покидало чувство, что за всем этим кроется нечто большее, чем желание помочь юной музыкантше. Неужели решил отомстить потому, что она осмелилась бросить вызов его праву на нее? Неужели требовала так уж много, когда хотела, чтобы он ей поверил, а не просто простил?
Очевидно, он так считал. Ведь никогда ни о чем ее не спрашивал, никогда не подвергал сомнению версию Хелен о том, как именно все случилось. Все выглядело так, будто между ними выросла каменная стена, подобная той, в которую врезалась та злосчастная машина.
Когда Патрисия ввела гостя в дом, Элис продолжала работать за машинкой. Несмотря на дурные предчувствия, мысль о радости племянницы при встрече со знаменитостью придала хозяйке сил.
— Эл, к тебе пришли, — мягко сказала она.
Не поворачивая головы, девочка проворчала:
— Если это Кэтрин, скажи ей, что я занята.
Озорные искорки мелькнули в глазах Рассела.
— Это не Кэтрин.
При звуке мужского голоса Элис подняла голову. Изумление, написанное на ее лице, было достаточной компенсацией за те муки, которые испытала Патрисия, вновь увидев любимого когда-то человека.
— Господи боже мой! Это вы, Рональд, я хотела сказать — мистер Рассел. — Жестом взрослой женщины девочка пригладила волосы, щеки покрыл яркий румянец.
— Можете называть меня Рон, — с улыбкой ответил музыкант. — А ты, должно быть, Элис Дорст, которая написала мне такое доверительное письмо.
