Красота!
Накинув куртку, взяла пирог и пошла в школу.
Я не была ни на одном вечере встреч. А здесь просто удача. Дело в том, что большинство наших одноклассников в этом году отпраздновали тридцатилетие. Это такой возраст, когда ещё можно пошалить и хочется всё вспомнить. Когда ещё все не обвисли, но уже в возрасте.
Ограду у школы заменили, теперь это был забор из грубых железных палок, состоящий из секций. Кусты постриженные зеленели вдоль дорожек.
Время для вечера встречи выпускников было выбрано не случайно. Занятия уже закончились, прозвенели последние звонки, и со следующей недели будут только экзамены. До экзаменов успеют в школе прибрать. Потому что такие вечера обычно заканчивались попойкой и драками.
Но я с собой только ключи от квартиры взяла. Успею чуть что сбежать. И надеялась… Я очень надеялась, что Лёша приедет. Посмотреть на него хочется.
Давно у школы не была. Она показалась миниатюрной. Вот так я выросла. Шла по дорожке и заглядывала в окна пустых классов на первом этаже. Прижимала к себе поддон с пирогом и смотрела наверх, там кабинет русского и литературы, наш кабинет. Там любимая учительница Маргарита Петровна вкладывала в наши буйные головы самое светлое и лучшее.
– Я помогу.
Я вздрогнула.
Голос тихий, но глубокий и басовитый. До двери школьной дойти не успела. Вместе с поддоном повернулась, а руки мои у пирога обхватили мужские ладони. Большие почти полностью укрыли мои. Они были горячими и твёрдыми. Пальцы длинные, а по тыльной стороне ладони ветвились тёмные бугорки вен. Кожа на этих сильных мужских руках была смуглой.
Прикосновения оказались слишком волнительными. Замерла. И не только я, а, казалось, весь мир вокруг. Пахло моим чудным пирогом и приятным мужским парфюмом. Такого запаха с горечью и свежестью я ни разу не встречала. Очень приятный аромат.
Неожиданно и резко меня бросило в жар. Такой трепет невероятный, что слетели все мои двенадцать лет страданий и странной, нелепой жизни. Я опять девчонка перед выпускными экзаменами. И до меня дотронулся парень. Не грубо, а очень нежно, заботливо. Обволакивало его тепло.
Да что ж такое!
Не должно быть этого!
Щёки всполохнули, уши загорелись. Ресницы дрогнули, и я наконец-то сделала вдох, пожалев, что надела утяжку, потому что слишком тяжело в ней. Тесно, дышать нечем. Где бравая, дерзкая Сонька Лядина? Которая даже мужику на семь лет старше сопротивлялась. Но там была стена, за которую я морально пряталась. А здесь никаких преград, чистейшее, хрустальное смущение.
— Привет, Соня, — сказал он.
Я несмело улыбнулась и только после этого посмела посмотреть наверх. Взгляд проехался по мужской фигуре. У Васина Лёшки всегда была фигура что надо. Только вот в девичьи руки он не давался. Слишком был умиротворённый, отшивал всех, кто подъезжал.
Антон — типичный медведь, здоровый, грузный. Ещё в двадцать четыре, когда мы познакомились, вроде ничего был, а к сорока годам заматерел и стал просто огромным и бесформенным. А здесь… Узкие бёдра, как у мальчишки. Широкий торс, косая сажень в плечах. И по фигуре складной подобрана тёмно-синяя рубаха с логотипом «Армани».
Улыбка моя стала ещё шире, щёки распалялись быстрее. Под тональным кремом собирался пот. Это совсем не по плану. Бесконтрольные эмоции дело не очень хорошее. Но взгляд оторвать от мужчины я не смогла.
Под тканью просматривался рельеф сильных мускулистых рук. Фитнесс-клуб у него там, занятия спортом с детства. Это всё в полном объёме стояло передо мной. Решившись, я посмотрела ему в лицо: глаза тёмно-карие, затуманенные и чуток дурные. Наверное, поэтому я его сторонилась, я думала, что он изрядно не в себе. Ну, так говорили, на самом деле он никогда не давал повода так считать. Дрался, как все мальчишки, но даже матов от него не слышала.
Его тёмные волосы спадали на лицо. Нос с горбинкой, пухлые губы. Скулы торчали, видно, что не переедает парень, в отличие от некоторых. Хотя у меня лицо тоже отличное, вся моя несдержанность в еде в жопу ушла.
Лешка, как мальчишка, тоже розовел, пристально и восхищённо глядя на меня. И стояли мы друг напротив друга, держались за поддон, смотрели в глаза, сплетаясь взглядами, и краснели, как школьники. Он изменился. Возмужал. В росте подтянулся, я сама высокая, да ещё на каблуках, а не догоняла.
Сердце в груди птицей раненой билось. Что я, дура меркантильная, идиотка бездушная, наделала? Он же мне в любви признался на выпускном, а я… Нет, ну я дала, правда, после его героического освобождения моей попы, которая в нетрезвом состоянии нашла себе приключений. Ведь хотели меня затащить в какой-то притон. А он отбил и повёл на речку рассветом любоваться. Зная Лёшу Васина, мы бы действительно любовались. Так что инициатива исходила от меня. Кажется… Что-то смутно вспоминаю.
— Привет, — выдохнула я.
Он потянул на себя поддон с пирогом, и я отдёрнула руки, словно поддон горячий.
Что дальше говорить? Что делать то?! У меня из головы Антон вылетел! Жизненно необходимо это зафиксировать и двигаться в направлении свободы.
— У меня в машине торт и эклеры, — несмело сказал Лёша, в смущении поджимая губы. — Нужно принести?
— Можно, — кивнула я.
— А может, оставим на завтра? — предложил он.
— Можно…
Надо было брать себя в руки.
Это наваждение.
Просто сейчас отпустит, мне полегчает…
Не отпустило.
3
Крыльцо в школу низкое. Дверь входная тоже показалась низкой. Всё такое маленькое.
В гардеробе пахло краской и школьной беспечностью. Летало в воздухе что-то из прошлого, манящее и прекрасное. На стенде «Наши медалисты» висела моя фотография. Всего за всю историю школы медалистов было пять. И наш класс был самым лучшим. Я с золотой медалью, Катька Тугарина — с серебряной. Приятно посмотреть на себя. Девчонка с красной помадой на губах. Которую ночью слизал с губ…
Я покосилась на Лёшку Васина. Он улыбался и молчал. Всегда был такой — молчаливый. Я к нему присмотрелась и решила, что этой ночью сделаем дубль два. Потому что хочу, потому что он классный и сам не против.
По лестнице мы поднялись на второй этаж в большую столовую. Обстановка сменилась только в коридорах, сама столовая как была двенадцать лет назад, так и осталась огромным залом со сценой, кухней и стойкой для продажи обедов. В окна лил солнечный свет, были приоткрыты окна, и ветерок шевелил тюль.
Народ подтягивался. И чья-то наглая рука хлопнула меня по попе. Я резко обернулась и наткнулась на… Я вначале подумала, что это мужик. Толстый, бритый и со щеками, как у бульдога. А потом по глазкам сереньким узнала Сашку Верещагину, по прозвищу Куча.
— Ну, ты мать, похорошела! — выдала моя одноклассница в спортивном костюме. Сменила ли она пол, я не знала, но басила солидно.
