Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
— А ваш друг? — перебил я. — Геннадий, как вы говорите?
— Ой, да ну нет! Зачем бы я его еще в это мешать стала?! Они с отцом и не знакомы вовсе!
— Берегли, значит, Геночку своего? — усмехнулся я.
— Можете считать и так, — глаза ее полыхнули подавленным гневом. Я в то время непроизвольно подумал: «А ведь замечательное алиби у Полины Порецкой получается. Она сама в Питере, у нее куча свидетелей — коллеги, друзья, персонал гостиницы. И друг ее Геннадий хоть и в Белокаменной, но ни о чем не ведает, не знает. Но, с другой стороны, если случившееся — убийство и в нем замешана она, зачем ей вообще было приходить ко мне и прибегать к моим услугам? Спустила бы все на тормозах — самоубийство, значит, самоубийство».
А девушка продолжала свой рассказ:
— Короче говоря, восьмого июня в воскресенье я прибыла в столицу за полночь — получается, это уже понедельник наступил, девятое. Я вызвала, прямо из поезда, такси по сложному маршруту, смоталась к себе домой за ключами, а потом сразу к отцу. Машину отпустила. Поднимаюсь к нему — в квартире свет горит, а его нигде нет и не откликается. Я все комнаты обошла, заглянула в ванную — а он там. В воде. Под водой. Весь уже окоченел, и вода остыла.
Слезинки, одна, и вторая, выкатились из ее прекрасных карих глаз.
Она смахнула их.
— Я сразу в «Скорую» позвонила и в полицию. А потом — сестре. Тут все и завертелось: сначала патрульные приехали, потом следователь с оперативником и экспертом… Короче, проводили осмотр места происшествия, меня начали допрашивать… да что мне вам рассказывать, вы, наверное, знаете, как положено?
— Да, я в милиции служил, — кротко ответствовал я. — Еще застал времена милицейские, до перемены вывески.
— В общем, месяц с тех пор прошел, вот вынесли постановление: в возбуждении уголовного дела отказать в связи с самоубийством. В ходе следствия провели судебно-медицинское и судебно-химическое исследование, мне на руки их результаты не дали, но на словах пояснили: смерть, говорят, наступила в ночь с пятницы седьмого июня на субботу восьмого, то есть когда мы с Юлькой еще и думать ни о чем не думали, и отца не хватились. Вот что здесь пишут, в отказном материале: суицид доказывается, во-первых, состоянием бокала из-под шампанского, из которого он пил: на дне и на стенках, помимо алкоголя, содержатся остатки психотропных препаратов, в достаточном количестве, чтобы они сами по себе вызвали летальный исход. Но, кроме того, гражданин Порецкий Игорь Николаевич, после принятия большой дозы антидепрессантов в сочетании с алкоголем, дескать, улегся в ванну, там заснул, в результате чего произошло утопление. Никаких опять-таки следов физического воздействия на тело, как то: травм, ударов, порезов, — не наблюдается. Ну и пишут: в результате опроса гражданок Порецкой и Камышниковой (нас, значит, с Юлькой), гражданина Камышникова Константина Матвеевича (Юлькиного мужа), а также психиатра, доктора медицинских наук, Бобылевой Эл Эм, которая наблюдала потерпевшего, установлено, что он страдал клинической депрессией, что могло послужить причиной самоубийства. Записи с камер наружного наблюдения, а также показания соседей свидетельствуют, что гражданин Порецкий седьмого июня в пятницу прибыл в свою квартиру около двадцати часов вечера в одиночестве, больше из нее не выходил, и никто к нему не являлся. Следовательно — да, он сам себя убил.
Девушка снова изготовилась заплакать — теперь, как мне показалось, не от скорби по папане, а от осознания неправедности, творящейся в мире. Но она покусала верхнюю губу, глубоко вздохнула и сдержалась.
— Вот их версия: пришел отец в пятницу с работы один, около двадцати часов, сильно выпил, шампанского и виски, а потом достал свои лекарства, растворил их в шампусике и улегся в горячую ванну умирать. Да, они и меня допрашивали, и Юльку: а откуда, мол, у отца взялись психотропы? Ну, мы рассказали про его срыв после смерти матери — но ведь с тех пор два года прошло! А следак, оказывается, и психиатриню отцовскую нашел, ее допросил, а нам теперь говорит: что вы хотите, депрессия и суицид очень часто рука об руку ходят. Но в том-то и дело: не было у отца в последнее время никакой депрессии! Мы же с ним общались, я же видела! Тогда, после смерти мамы — да, он явно не в себе был. А теперь — нет, ни капли! И потом: если это самоубийство, он бы написал! Он бы оставил записку нам с Юлькой или хотя бы одной мне, он бы не бросил нас в неведении!
— Чаю хотите? — сочувственно прервал я.
— Да что там чай!
— А я хочу. — Я нажал интерком и попросил Римку сделать две чашки.
— Сочувствую вашему горю, — сказал я, — и понимаю ваше желание в смерти батюшки досконально разобраться. — И добавил осторожно: — Но пока я, честно говоря, не вижу оснований для того, чтобы оспаривать выводы следственного комитета об отказе в возбуждении дела.
А тут и послушная, верная моя Римка явилась — с подносиком, где громоздился мой начальнический бокал и изящная чашечка, специально для клиенток, а также конфеточки и сушки. Метнула моя помощница на гостью ревниво-изучающий взгляд, убедилась, что мы тут не снюхиваемся, а занимаемся делом, и удалилась.
— Моя правая рука, — сказал я громко, чтобы и до Римки донеслось, — помогает мне во всем. И вообще, Римма Анатольевна — сложившийся детектив. Вы пейте, пейте. Может, сахару?
— Да что вы! — воскликнула гостья с видом, будто я предложил ей цианистого калия.
Чайная пауза пошла Полине на пользу, слегка утишила страсти, и девушка проговорила рассудительно:
— Расследуйте это дело! Я хочу знать! Дело же не только в отсутствии записки!
— А что еще вас беспокоит?
Она снова заторопилась, стала говорить сумбурно, сбивчиво:
— Я следователю об этом говорила, а он только руками разводит и смеется!.. Во-первых, нигде нет отцовского мобильника. Нигде! В квартире — я все перерыла. Машину его осмотрела: думала, может, он в салоне его забыл или выронил. Я даже на работу ему звонила, чтобы стол его коллеги обыскали, — но и там ведь аппарата нет!
— Отсутствие телефона — это серьезно, — кивнул я и сделал пометку.
— Вот именно! — воскликнула девушка, одушевляясь. — А еще, вы представляете, в квартире у него, в холодильнике, стояла сырная тарелка. И свежеприготовленное блюдо. Ну, скажите: если вы собрались покончить жизнь самоубийством — будете вы сами для себя готовить?
— А с чего вы взяли, что свежее? Может, неделю там простояло?
— У меня, извините, вкусовые и обонятельные рецепторы в порядке. Отец явно именно тогда, в пятницу, кухарничал.
— Он что, любил стряпать?
— Да не так чтобы очень, но временами находило на него, по вдохновению. Вот ключевое слово: «по вдохновению»! То есть когда душа поет и сердце радуется. А радость на душе и суицид — как совместить? Да и потом: с какой стати он стал себе, одному, готовить? В пятницу вечером? После работы? А после этого — с собой кончать?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
