Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
— Да, я говорила, отец и Юле, а потом и мне подарил на совершеннолетие по квартире в Москве. Малогабаритки, однокомнатные, не в лучших районах — на разживу, как он говорил. Вот Юлька Костиком и разжилась, — съязвила Полина.
— Значит, у зятя с вашим батюшкой отношения так и не наладились?
— Нисколько. Больше того! Где-то перед нынешним Новым годом, то есть спустя год после кардинальной размолвки, отец как-то в выходной пригласил меня к себе домой — в нашу родительскую квартиру, где он проживал один. Был довольно грустный, утомленный, какой-то потерянный. Напоил меня чаем и завел разговор, что он хочет составить завещание.
— Завещание? С чего вдруг? Сколько вашему батюшке лет-то было?
— Пятьдесят четыре.
— По нынешним временам довольно нестарый еще возраст. Может, он захворал?
— Я его переспросила. Он отмахнулся: все, говорит, у меня в порядке. Но мне тогда показалось: лукавил он, чего-то недоговаривал, что-то у него со здоровьем было. Хотя впоследствии, по результатам вскрытия, я забегаю вперед, нам с Юлькой сказали, он в норме был. Согласно возрасту и конституции.
— Тогда почему вдруг пришла мысль о завещании?
— Отец так объяснил: я, говорит, не хочу, чтобы то, что мы с мамой наживали, досталось Костику. Я ему: при чем здесь Костик? Там ведь и Юлька есть, дочь твоя, и Матвейка — твой родной внук. «А Юля, — говорит отец, — тоже виновата, что такого морального урода в нашу семью привела». Короче, оказался он совершенно по отношению к Косте непримиримым — да и к Юле, получается. И сказал: «Все имущество, что на меня записано — квартиру эту на «Аэропорте», дачу нашу в Краеве, — я отпишу одной тебе». Я тогда стала отца уговаривать: не надо этого делать, не нужно никаких завещаний, это несправедливо, пусть все будет по закону, поровну, ты нас с сестрицей навеки рассоришь! А он и слушать не хочет! Больше того! Стал говорить, что отберет даже Юлькин домик на Лазурке, на нее записанный. Я — ему: «Да как это можно?!» А он: «Можно! У меня, знаешь, Пьер какой ушлый (это адвокат его, француз), в любую сторону закон повернет, что дышло!» Я снова и снова пыталась отца переубедить — но он ни в какую, переменю завещание, и все тут.
— Переменил?
— Похоже, не успел. Или передумал. Во всяком случае, ни у нотариуса нашего, ни у отца в сейфе никакого завещания не обнаружилось. И Пьер на мой запрос ответил, что с недвижкой на Лазурном берегу все осталось по-старому: хозяйкой является единолично Юлия Игоревна Камышникова, урожденная Порецкая.
— Значит, если разобраться, главным бенефициаром гибели вашего батюшки явилась ваша родная сестра?
— Нет!!! Я такого не говорила!
— Как же не говорили? Сами сказали: отец хотел изменить завещание, лишить Юлию наследства. И вот, в итоге не успел. Следовательно, именно ей смерть его на руку.
— Нет! Не говорила я этого! Что вы? Юлька? Родного отца? Убила или заказала? Не может быть этого!
— А зять ваш, Константин?
— Да он вообще тюфяк и тюлень!
— Но этому тюфяку и тюленю, однако ж, хватило мозгов и хватки, чтобы в примаки к такому обеспеченному столичному семейству записаться. А убивают нынче и не своими руками. Может, нанял кого ваш тюфяк?
— Мне эта мысль, — призналась Полина, — если честно, приходила в голову. Но я все равно не могу в это поверить.
— А у вас?..
— У меня — что? — напряглась она.
— Есть кто-то? И вы своего молодого человека отцу показывали?
— Да, мы встречаемся — именно встречаемся, а не живем вместе. И знакомить его с отцом я сочла преждевременным.
— Тем более что у вас перед глазами — неприятный пример сестры.
— Ах, не в этом дело! Просто я так и не поняла — тот ли Геннадий человек, который мне нужен, ясно вам?
— Давно вы встречаетесь?
— Мы с ним с детства знакомы, а вместе — четвертый год.
— Значит, вашего Геннадия отец не знает и дел никаких с ним не имел?
— Именно так.
— Расскажите тогда мне, пожалуйста, по возможности, подробно: как скончался ваш батюшка.
Крошка полезла в свою объемистую сумку «Прада» и достала файлик с парочкой отксеренных листов.
В тот самый момент я понял, что же в красотке было не так. Какой в ее наружности имеется дефект. Она пришла в деловом костюме, блузка с довольно низким вырезом, и тут я углядел, что у нее совершенно некрасивая грудь.
Считается, что мы, мужики, обычно клюем на большую грудь, и это чистая правда. У Римки, к примеру, несомненный третий номер, и это мне нравится. Однако и тут бывают нюансы. Среди сильного пола встречаются, конечно, любители (извините) плоскодонок — дело вкуса. Однако самое главное все-таки не объем, а форма. Полновесная и красивая — вот идеал. Пример — Мэрилин-секси-Монро в фильме «В джазе только девушки». И, конечно, ее (форму) наметанный глаз заметит в самой глухой кофточке. А если уж минимальное декольте — тем паче.
Так вот, у моей визитерши грудь просто никуда не годилась. Два далеко расположенных друг от друга отростка, как бы торчащих по отдельности и не имеющих отношения друг к другу. Фу.
Наваждение, которое меня охватило при первом взгляде на клиентку, а затем накрывшее при звуках ее голоса, сразу отступило.
Моя Римка может спать спокойно. Относительно этой посетительницы, по крайней мере.
А Полина между тем начала рассказывать об убийстве отца — по порядку и многословно, как обычно делают все женщины. Да и тяжело ей, наверное, было повествовать о смерти близкого человека.
— Это случилось чуть больше месяца назад, в пятницу седьмого июня. Я всю ту неделю была в командировке, в Санкт-Петербурге, и, знаете, Северная столица в июне — восторг. Теплынь, около тридцати градусов, на пляже у Петропаловки купаются… Белые ночи… Короче, я давно запланировала: прихватить тот уик-энд, за свой счет, и вернуться на «Сапсане» в воскресенье вечером. У меня в Северной Пальмире есть друзья — познакомились мы на курорте три года назад, молодая супружеская пара. Мы с ними всю субботу провели вместе, ездили в Петродворец. Потом пошли в ресторан, затем в клуб поехали — в общем, оторвались по полной. В гостиницу, на улице Марата, я добралась на такси, уже когда солнышко встало, решила наутро завтрак проспать, хотя завтраки там прекрасные, повесила на дверь табличку «Просьба не беспокоить», надела очки для сна, воткнула беруши и провалилась. Просыпаюсь в воскресенье в половине двенадцатого, смотрю: на телефоне четыре не отвеченных, все от сестры. Звоню Юльке, а она в панике: вчера позвонила отцу — они все-таки перезванивались время от времени, когда Костик не слышал. Мобильник отца, говорит она, недоступен. И городской тоже не отвечает. И так весь вчерашний день, всю субботу напролет, и сегодня — тоже. Хотя никуда отец не собирался, говорил, что дома будет хозяйственными делами заниматься. Я тогда сказала Юльке: поезжай к нему, проверишь. А она: тебе легко говорить, а я на даче, и у меня, ты не забыла, Матвейка на руках. Ну, Костика, говорю, отправь. А она: ты что?! Как это Костя к отцу вдруг поедет?! Я и подступиться к нему не смогу с такой просьбой! Я ее спрашиваю: чего ты от меня хочешь? А она: приезжай! «Как я поеду, я в Питере, я последним «Сапсаном» в двадцать тридцать выезжаю — ты что, не знаешь, что сейчас самый сезон, я свой билет за три месяца покупала!» А Юлька кричит: «Отец все имущество тебе оставляет, а ты даже по минимуму о нем позаботиться не можешь!» — «Стоп, — говорю я, — откуда ты знаешь про то, какое он завещание хочет написать?» — «А вот знаю!» Короче, мы с ней поругались, однако я скорей в Москву не бросилась. Это смешно: поезд у меня и так в полдевятого вечера, она мне дозвонилась в двенадцать. Что может принципиально измениться за это время? Хотя, разумеется, отдых у меня насмарку пошел. Катались мы с друзьями на кораблике по Мойке-Фонтанке, а я только о об отце и думала и ему названивала. А он не отвечал, и мобильник его находился вне зоны доступа, а на домашнем — длинные гудки. Сестра тоже, как потом выяснилось, звонила ему, тайком от Костика, с дачи. И, как назло, телефона никакого из отцовских соседей у меня не было.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
