— Никогда в жизни у отца в родне не было никакихСперанских! — заявила Надежда. — Мы бы знали.
— А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, —гнула свое мать, — хотя замужем она вроде бы не была.., а может, былакак-нибудь случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
— Мама, твои рассуждения притянуты за уши! —Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московскомвокзале, и была очень зла.
— Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам изКаракалпакии, — резонно возразила мать, — так я тебе скажу, что,кроме этой тетки, больше некому.
— Тетка отца... — протянула Надежда. — Исколько же ей может быть сейчас лет?
— За восемьдесят, — дипломатично ответила мать.
— Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую яникогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
— Откуда я знаю? — удивилась мать. — Я тоженикогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию впятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местахотдаленных.
— Дальше Каракалпакии? — удивилась Надежда.
— На Севере, — отмахнулась мать, — и неспрашивай больше, ничего про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились впятидесятом, ты родилась в пятьдесят первом.
Сама посуди, откуда я могла ее знать?
— За что ее посадили и сослали?
— Ой, да какая теперь разница! — рассердиласьмать. — Знаю только, что потом, когда можно было вернуться, она наотрезотказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаюболтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратнотуда! Знать ничего не знаю!
— Характер, — заметила Надежда.
— Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегдабыл скверный.
— В этом мы скоро будем иметь возможностьубедиться, — зловеще проговорила Надежда и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный — оттуда ближебыло до вокзала.
Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскуюфотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде.
Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было ещенесколько знакомых лиц.
— Вон там в углу, за самоваром, — сказаламать, — это она, тетя Вася.
— Что? — изумилась Надежда. — Как ты ееназвала?
— Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно — тетяВася, — посмеивалась мать.
— Господи помилуй! — воскликнула Надежда. —Придется орать возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть — самоваротсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус — это, конечно, край света. Но телефоннаясвязь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бывыяснить — а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого чертаона едет?
Мать пожала плечами.
Московский вокзал ночью — не самое подходящее место дляодинокой интеллигентной женщины. Надежда седьмой раз прошла мимо молодогокраснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбноулыбнулась.
Поезд номер 614 опаздывал почти на три часа. Купив уполусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобыотогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.
Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из НижнегоНовгорода опоздал всего на каких-то двадцать минут, и только «шестьсотчетырнадцатый веселый», как назвал его бойкий носильщик, не подавал никакихпризнаков жизни.
Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласованс маршрутом Ташкент — Москва, а поскольку ташкентский опаздывает поопределению, то и 614-й тоже никогда не приходит вовремя.
Электронные часы показывали уже без четверти три, самоеглухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонныхвстречающих, так же как Надежда, слонялось по залу, возле памятника Петрубренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков испальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятныхклетчатых сумок.
Снова обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветнымикнижками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
— Дама, возьмите любовный роман номер шестьсотчетырнадцать — отличное чтение в дорогу...
— Что это за число такое магическое? — удивилась Надежда. —Поезд — шестьсот четырнадцатый, роман — шестьсот четырнадцатый.., как-то это нек добру. Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и нееду я никуда, я встречаю поезд.
— Ну если детектив — возьмите Мымрину, «Похороненный взоопарке», отличная вещь!
— Да ведь тут написано — серия «Детектив на ночь», тоесть вместо снотворного, а мне бы наоборот, чтобы не уснуть!
— Ну тогда возьмите Неспанского — «Загрызенныебульдозером». Леденящая вещь!
Вообще спать перестанете!
Надежда вежливо поблагодарила и оглянулась на табло. На немнаконец появилась долгожданная надпись: «Пассажирский поезд № 614 Москва —Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона».
Узнав, что нумерация вагонов начинается от Москвы, Надеждаотправилась на платформу.
Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, ктоприезжает на деловой традиционной «Красной стреле», представительном«Николаевском» или скоростном респектабельном «Р-200». Если на тех поездах изМосквы прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди смаленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие междудвумя столицами, то на 614-м приехали люди, чье путешествие началось в горныхкишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинскихгарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся споездом, как с родным домом, и не ждущие от будущего ничего хорошего.
Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцемтаджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, ипытающиеся не растерять своих бесчисленных детей, седобородые аксакалы взамызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках, обиженные на весь мирвоенные отставники, растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запахкоторых мгновенно наполнил вокзал, перебив тяжелые и тоскливые запахи толпы,запахи немытых тел и бесконечной дороги.
Толпа равнодушно обтекала обозленных носильщиков, на всякийслучай собравшихся к поезду, хотя и знающих по опыту, что пассажиры 614-го ихуслугами не пользуются.
Четвертый вагон был почти в самом конце перрона, и покаНадежда дошла до него, толпа понемногу поредела. У входа в вагон на НадеждуНиколаевну набросилась маленькая коренастая проводница с криком:
— Это вы старуху встречаете? Ну слава Богу, у менябольше сил нет!
