– Я видела тебя, Марк, – тихо проговорила я, выпуская при этом беспорядочное облако едкого дыма.
Власов застыл, и на мгновение на его лице пролегла тень страха, но только на мгновение. Он тут же натянул на себя непроницаемую маску уверенного в своей правоте человека и твёрдым голосом произнес, нагло смотря мне в глаза:
– Что ты видела, Вероника?
Моему терпению пришёл конец, мне надоела эта игра в кошки-мышки, Марк и не собирался ни в чём признаваться. Его несокрушимое джентльменство рушилось в моих глазах с неимоверной скоростью и любовь, испытываемая мною к этому человеку, сейчас вытесняло из моего сердца презрение к его трусости. Я встала, чтобы смело выплюнуть ему в лицо правду.
– Сегодня, ресторан «Белый дождь», столик на двоих, восемь часов вечера, рука грудастой платиновой блондинки в твоей руке… – я замолчала, наблюдая его реакцию.
Марк не изменился в лице, судя по всему, он перебирал в голове оправдания себе, но так и не мог подобрать ничего правдоподобного. Не дав раскрыть ему рта, чтобы он не сморозил какую-нибудь чушь про то, что встречу пришлось перенести в ресторан, я продолжила:
– Ответь мне только на один вопрос. Как долго ты выставляешь меня дурой? Месяц, два, полгода?
Казалось, что Власов понял всю безвыходность ситуации, и маска невозмутимости сползла с его лица, обнажая на нём чувство вины, боли и отчаяния, но только не раскаяния. Он прошагал к бару, наполнил чистый стакан виски, тут же сделал большой глоток и только после этого повернулся в мою сторону.
– Всё кончено? – тихо спросил он, но уже и так знал ответ.
Я сама вдруг осознала, что ведь и правда всё кончено. Теперь это стало понятно на все сто процентов, не оставалось и капли сомнения в том, что это была за встреча. Я испытала невыносимую боль. Казалось, тот тяжёлый камень на моём сердце разорвало на мелкие кусочки гранатой правды и осколки вонзились в лёгкие, рёбра, диафрагму, разъедая мои внутренности изнутри. Я стойко терпела душевные страдания, прямо глядя на Марка и ожидая, что будет дальше.
Я видела, что ему тоже больно, но была уверена, что не так, как мне. Сейчас он скорее испытывал другие страдания, связанные с переживаниями собственной вины в разрушении всего того, что мы строили последние семь лет. Я же испытывала боль утраты, боль потери любви, боль предательства, боль от ощущения ненужности, боль осознания того, что мой любимый муж так легко растоптал мои чувства к нему, поддавшись физическому влечению к другой женщине. Он сделал ещё один глоток и продолжил:
– Какая разница, сколько это длится, Вероника? Я знаю, что никакие мои слова оправдания или извинения не помогут нам пережить это. Я заслужил этой кары и вынесу любое твоё решение.
– Почему, Марк, почему? Мы ведь любили друг друга? – слёзы норовили хлынуть из моих глаз обильным потоком, а невыплаканные рыдания сдавливали горло, но я держалась, как могла. Гордость не позволяла мне вывернуть наизнанку душу перед человеком, который только что признался в своём предательстве.
– Я и сейчас люблю тебя, милая, – ответил он. – Но это уже не та любовь, которую я испытывал пару лет назад. Ты самый близкий и родной для меня человек, я люблю твою доброту, твою самоотверженность, твою наивность, но этого оказалось недостаточно против того, что я испытал к ней. – Я уже не могла сдерживать слёз, а он продолжал по привычке изливать мне свою душу, растаптывая при этом мою собственную и причиняя ещё большую боль. – Ты красивая, Вероника, твоя красота милая, даже трогательная, но ты скрываешь её под бесформенными свитерами и джинсами. Где та лёгкая, застенчивая девушка, краснеющая при одном моём взгляде, в которую я когда-то без памяти влюбился? Я не вижу её теперь. Приходя домой, я вижу неухоженную женщину, заботящуюся о быте и не имеющей больше никаких интересов, помимо воспитания ребёнка. В тебе не осталось ни капли сексуальности и загадочности, Вероника.
Я продолжала всхлипывать, и он сделал неуверенное движение в мою сторону с намерением утешить. Я со злостью отмахнулась от его руки.
– Можешь не продолжать, мне всё ясно. Я видела её, видела, как она выглядит. Я знаю, что её внешность не идёт ни в какое сравнение с моей, но ведь я всегда такой была, Марк, я всегда так одевалась…
– Я знаю, Вероника, мне тяжело говорить об этом, я делаю тебе больно, прости. Я виноват, я признаю, что поступил как последний подонок и нет мне оправдания. Я пойму, если ты подашь на развод.
– Ответь, что изменилось с тех пор? Мне нужно знать…
– Я повзрослел, Ника, вот и всё. Я уже не тот школьник-подросток, романтик до мозга костей, млеющий при одном взгляде твоих карих глаз. Сейчас у меня другие взгляды на жизнь, я по-другому воспринимаю добро и зло, правильность и условность. Я стал циником, понимаешь, я занимаю престижную должность, вокруг меня постоянно крутятся красивые девушки… Мне тяжело было устоять…
– Особенно, когда ты возвращался домой и видел меня на контрасте с ними? – ярость теперь заполняла моё сердце, и я буквально выплюнула это ему в лицо. – Деньги портят людей… Что же, ты умело пытаешься повесить на меня ответственность за свою измену, но у тебя это не выйдет. Я услышала достаточно и хочу, чтобы ты исчез из нашей жизни.
Марк снова попытался дотронуться до меня с виноватым выражением лица, но я брезгливо отшатнулась. Сейчас его рука казалась мне противным белым щупальцем какого-то ужасного морского чудовища, пытающегося затащить меня в своё логово лжи и предательства.
– Но ты не можешь запретить мне видеться с Катюшкой?! – строго проговорил он, сверля меня взглядом и одевая новую маску безразличия.
– Это решит суд, – презрительно ответила я. – Пожалуйста, уходи!
Он посмотрел на меня уже более мягким взглядом, молча поставил стакан на столик и поднялся в спальню. Я продолжала стоять посреди гостиной, сотрясаясь нервной дрожью и благодаря Бога, что Катя сейчас спит и не видит своей матери в столь ужасном состоянии. Спустя несколько минут Марк спустился вниз со спортивной сумкой наперевес.
– Вероника, – произнёс он, – я не вернусь в этот дом, если ты этого не хочешь, но Катя, не забирай её из моей жизни.
Я молча сверлила его взглядом и, ничего не ответив, указала рукой на дверь. Он послушно вышел из дома, а я, не в силах больше стоять на ногах, повалилась на диван и зарыдала в голос, приглушая громкие всхлипы подушкой. С каждым вздохом острые осколки камня как будто впивались в мою плоть, причиняя невыносимую, почти физическую боль, граничащую с безумием. Как так сложилось, что моя жизнь разрушена, счастье, к которому я так стремилась, полетело в тартарары? Кто виноват в этой ситуации? Осознание того, что доля моей причастности к трагедии имеет место быть, разъедало мой мозг ещё сильнее. Но я не собиралась корить себя за невнимательность к мужу, за свой образ жизни, за свою внешность, что, по его словам, стали причиной его измены. Просто Марк сделал свой выбор, променял любящую его жену и дочь на красивую незнакомку.
Прорыдав полночи в гостиной, пытаясь собрать своё сердце в единое целое, я вдруг поняла, что что-то во мне треснуло, надломилось. Я совершенно чётко осознала, что никогда уже не буду такой, как прежде, и что я не хочу быть такой, как прежде. Неожиданно мне захотелось измениться, перестать быть доброй всепрощающей Вероникой, которая готова возложить на себя вину за всех и каждого. Хватит этой самоотверженности и неуверенности в себе, такие черты характера не сделали меня счастливой, а напротив, разрушили моё счастье. Мне нужно быть сильнее всего этого ради дочери, ради её благополучия, душевного равновесия.
