Да, я взрослый властный дебил. Урод, который пасет собственную сестру, как зеницу ока.
И я про это знаю.
И нет, мне не кажется это странным.
И да, мне плевать, что про это думают окружающие.
— А то ты не знаешь? — косится она на меня, потом подсаживается поближе и с удовольствием тянет воздух с табачным дымом, окружающий меня.
А у меня тупо встает член.
От ее близости. От ее теплого дыхания. Совершенно невинного движения навстречу мне.
Я чувствую себя уродом. Моральным. Извращенцем, которого надо в психушку сдавать.
Я кляну себя последними словами.
Она сидит рядом, и, вполне возможно, что даже и не думает ни о чем таком.
Просто смотрит на звезды. Просто дышит табаком, который выходит из моих легких. И даже сам факт, что она вдыхает воздух, который побывал во мне, кажется чем-то пограничным и дико эротичным.
Да, я чертов урод. Извращенец.
Да, я хочу свою девятнадцатилетнюю сводную сестру.
И да, я понимаю, что это ненормально.
Несмотря на то, что она сводная, и общей крови у нас нет.
Но я помню ее маленькой. Смешной девчонкой со сбитыми коленками.
Поэтому то, что происходит сейчас со мной, с нами, это какая-то животная хрень.
То, чего не должно быть в человеческом обществе.
То, что я совершенно точно собираюсь преодолеть в себе.
Это очередной твой бой.
Ты ни разу не ложился на ринге.
И сейчас не время. Ох, не время.
Внезапная отвественность.
Мне было восемнадцать, когда отец привел ее мать в наш дом. Строго говоря, тот дом уже не был нашим.
Моим — уж точно.
Я жил отдельно, в общаге, учился на первом курсе нашего машиностроительного, развлекался вовсю, как мог.
Отец, насколько я знаю, тоже времени не терял. Когда я приходил к нему в гости, всегда ржал конем.
Потому что баб каждый раз у него заставал разных. А то и не одну.
Короче, седина в бороду там во всей красе была.
И нет, я не собирался осуждать.
Мы с ним достаточно пережили после смерти мамы, и я считал, что он явно заслуживает счастья.
Поэтому мы с ним встречались где-то раз в неделю, выпивали, ели шашлыки, которые он умел очень даже круто готовить, болтали. Часто в компании его друзей, таких же серьезных дядек, как и он сам.
Отец был бывшим спортсменом, тоже боксером, как и я, после завершения карьеры ушел в тренерство, организовал самый лучший в городе клуб смешанных единоборств. И туда ездили все — от бандитов до ментов.
Поэтому связи он имел самые обширные.
И мужская компания, по субботам собиравшаяся у нас в доме, тоже была разношёрстной. Где-то в нормальном мире это покажется странным, но у нас не нормальный мир. У нас Россия. Средняя полоса. От Москвы так же далеко, как и от нормального мира.
Поэтому в доме у нас общались запросто прокуроры и законники, генералы спецслужб и полицейские чины. Врачи и юристы. Единственное, кого не водилось, это приблатненной дряни. Отец не любил с ними связываться, особенно с теми, что в последние годы повылезали. Те, что были раньше, те, что чтили хоть какие-то законы, вообще часто были неплохими в общении людьми. Но их с каждым годом становилось все меньше и меньше.
Мужики пили, разговаривали разговоры, иногда смотрели матчи по огромной плазме, тогда еще бывшей охеренно роскошной вещью, которую мог себе позволить далеко не каждый.
Я с ними. Слушал. Солидно отвечал и кивал головой.
А потом, позже, сваливал к себе. Обычно это в тот момент происходило, когда приезжали бабы.
Отец терпеть не мог блядства и не собирался меня посвящать во взрослую жизнь таким образом.
Даже учитывая, что у меня, здоровенного активного парня, с бьющим в голову и ниже гормоном, который даже изнурительным треням не удавалось усмирить, все с бабами было в порядке и давно налажено.
Как и у многих спортсменов. До соревнований — ни-ни. Копим тестостерон, злость и азарт.
А потом, после боев, только вперед.
Те девчонки, что терлись вокруг нас на тренировках и соревнованиях, эти моменты прекрасно знали, и нас отлавливали. К ним, само собой, никто серьезно не относился, но им и не надо было серьезности.
Бешеный трах, азарт, адреналин… На это не только парни подсаживаются.
Однажды я уехал на соревнования, на Россию, а, вернувшись вице-чемпионом, офигел, когда в отцовском доме меня встретила миловидная девушка.
Отец, немного смущаясь, что для него вообще не было характерным, обнял ее за плечи, пробасил:
— Вот, Сергей, моя невеста, Оксана.
Я оглядел Оксану, поздоровался.
Ничего в душе не ворохнулось.
Оксана как Оксана. Обычная. Светлая, невысокая.
Улыбается приветливо.
Лапа отца на ее плече смотрелась внушительно. И сам он выглядел таким… Большим добродушным медведем рядом с принцессой.
Когда позади них раздался задорный детский голосок, я даже не удивился.
Темненькая девчонка, мелкая совсем.
Сидит на игрушечном велике, смотрит на меня, раскрыв рот. Чумазая до охерения.
Оксана, заметив дочь, только охнула и рванула исправлять оплошность.
Я поржал. Мелкая, судя по всему, влезла то ли в клумбу, то ли в песок. А, может, и в оба места по очереди.
— Вот, Серег, женюсь…
— Ну отлично, бать, я рад.
Я ответил искренне, не собираясь вдаваться в сентиментальность.
Женится — ну и круто. Молодец. А то уже пять лет развлекается. Погулял на славу, ничего не скажешь.
— А где папаша девчонки?
— Свалил, тварь, когда Оксанка беременная была. Я ее удочеряю. И фамилию ей свою даю. И отчество.
А вот тут я слегка прифигел, если честно. И потом смотрел на счастливую Оксанку внимательно. И не мог ни к чему прицепиться. Она выглядела настолько гармоничной рядом с отцом, настолько довольной, настолько естественной…
Даже если она и охотница за деньгами, достаточно было на счастливое лицо отца посмотреть, чтоб простить ей это все. Пусть.
Главное, чтоб отцу нравилось.
А сестра…
Ну, пусть будет сестра. Мне от этого ни холодно, ни жарко.
