— Я скажу ей, — согласно киваю я, мысленно уже подбирая слова.
— Нет. Ты больше не пойдёшь в её сны. Твоя Рамина должна сама решить, — заставляет меня вздрогнуть Богиня. Но как она узнает? Надо было объяснить ей в прошлый раз. Надо было…
— Нет, не надо было! — улыбается мне Праматерь и от её мягкой улыбки мороз идёт по коже.
— Я больше не смогу ходить к ней в сны? Как же я её найду? Ты скажешь мне, где она?
— Нет, не скажу. Сны вы будете некоторое время видеть, слишком сильно ваши души уже связаны, но помнить их не сможете. И они будут исчезать по мере того, как расстояние между вами будет сокращаться. И последняя уступка с моей стороны Я назначу вам место встречи. Большего не проси. Любишь? Найдешь.
Почему мне кажется, что меня сейчас то ли наказывают, то ли испытывают? Или даже нас? Зачем эти сложности? Почему нельзя помнить сны? А может она не сможет добраться до этого места встречи? А может попадёт в опасность? Может Рамине будет нужна моя помощь, а я даже не буду знать об этом?
— Ты правильно ей сказал. Всё возможно. Дело лишь в цене, — склоняется ко мне Богиня. — Ты просишь меня ради твоей любви нарушить судьбу мира. Искупи. И докажи, что оно того стоило.
Из транса в реальность меня вытряхивает резко, оглушающим броском в холодную воду. Я сгибаюсь пополам и упираюсь кулаками в пол, ожидая, пока перед глазами исчезнет мельтешение и желудок перестанет проситься наружу. Интересным зельицем меня угостили. В голове до сих пор звучит голос Праматери. Что ж. Того, что будет непросто, следовало ожидать. Вот только никогда я не думал, что Нэлли, женщина, исцелившая когда-то душу и сердце несчастного ребёнка, которым я был, и ставшая мне настоящей матерью, попала в этот мир из-за меня. Мне тогда было десять, я считал себя недостойным любви моральным уродцем, и это целиком и полностью было заслугой той, что меня родила, но всё равно больной любовью побитого щенка любил эту женщину. И когда её отравили, боялся потерять её, даже такую жестокую, ненавидящую меня, своего единственного сына. Она выжила, но стала другой. А потом мы с отцом узнали правду. Это больше не была королева Тэрэса, вместо неё в это тело пришла другая душа. Светлая, тёплая, исцеляющая и согревающая своей любовью. Тогда я впервые общался с Богиней, точнее Богиня говорила со мной. Она показала мне во сне другой мир, из которого и явилась наша с отцом Нэлли, показала каким человеком та была, чтобы я принял её. Потом уже у меня появилось предположение, что именно этот сон и стал основной причиной многих других, благодаря которым я и нашёл мою Рамину. И это теперь спасёт ей жизнь.
Рамина
После обеда мне стало хуже. Всё тело болело невыносимо, особенно место недавнего перелома. И голова… Голова болела так, что мне в одно мгновение хотелось выть и лезть на стенку, а в следующее не шевелиться и умереть. Нет. Нельзя так думать. Не смей, Ромка!!! Ты должна жить! Должна бороться!
А потом пришла мама.
— Доченька моя, нашли. Тебе нашли донора, представляешь? — ворвавшись в мою палату, в перекошенной маске, она едва не плакала, её глаза светились безумной надеждой.
— О чём… ты? — сипло выдохнула я.
— Донор, Рами. Тебя вылечат… — мама трясущимися руками зажала ладонью рот и заплакала. — Тебя должны вылечить, родная.
— Мам, — зажмурилась я, чувствуя, как подступает к горлу тошнота. Донор. Донор — это хорошо. — Мам, не плачь. Расскажи всё. Откуда? В международной базе нашли?
— Да, я не дослушала, откуда именно, да и какая разница? — Мама осторожно села возле меня и взяла за руку. — Сейчас придёт Георгий Владимирович, он расскажет тебе о подготовке.
О подготовке я уже читала. Я много чего читала. Переживу ли? Сил совсем не осталось.
Мой лечащий врач действительно пришёл. И действительно подтвердил мамины слова. Мне нашли донора. Совместимость хорошая. Прогнозы… А какой у меня выбор?
Остаток дня пролетел в консультациях, сдаче анализов, тестах и подбадривающих разговорах. Приехал папа. Забегала Ксюха поддержать. Вот только взгляд Георгия Владимировича мне не нравился. Нет, мужчина отлично умел держать лицо, но какое-то глубинное знание нашёптывало мне, что не верит он в благополучный исход. Выдержать пять, или семь дней жёсткой химии, предназначенной убить мой собственный больной костный мозг, в том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, будет сложно.
— Отдыхай, Рамина, — улыбнулась мне медсестра, собирая и вынося капельницу вечером. — Завтра тебе понадобятся силы. Тамила Рустамовна можно вас на минуточку? — взглянула она на мою бледную маму, которая мужественно пыталась держать себя в руках. Иногда так тяжело понимать, что люди чувствуют на самом деле.
— Да, конечно. Сейчас. Рами, мне остаться с тобой? Ночью? — она осторожно поправила мою подушку и подоткнула одеяло. Как в детстве.
— Нет мам, вам с папой тоже надо отдохнуть. Езжайте домой, — вяло улыбнулась ей. — Я спать буду. Устала.
На пороге как раз нарисовался папа со стаканчиком чая для супруги и наши взгляды встретились. Я глазами показала на маму, и он понимающе кивнул, молча обещая увести её.
— Точно? — нахмурилась она.
— Точно, — уверено кивнула я.
Папа, вручив маме стакан, подошёл ко мне и погладил голову, обдав родным теплом, сжал мою ладонь.
— Держись, родная.
И, обняв жену за плечи, повёл её на выход. А я внезапно почувствовала резкий укол в сердце и поддавшись порыву, тихо позвала.
— Мам, пап. — А когда они остановились и обернулись, произнесла то, что должна была говорить значительно чаще: — Я люблю вас, — и добавила так уверено, как только могла. — Со мной всё будет хорошо.
Они ушли, а я ещё долго лежала, пялясь на игру теней за окном, вспоминая мамин всхлип, папин скупой кивок, и его опущенные ресницы, прячущие слёзы. На душе было неспокойно, мысли скакали пьяными зайцами, пока сон наконец надо мной не сжалился и не пришёл покой. Мне так хотелось снова увидеть Тая.
— Он сегодня не придёт, — услышала я женский голос, когда, оглянувшись, увидела вокруг одну тьму.
Вздрогнув, резко обернулась, ища глазами того, кто это сказал, но чернота давила со всех сторон, заставляя паниковать и задыхаться. И тут напротив меня забрезжил свет. Маленький и тусклый поначалу огонёк притягивал и пугал одновременно.
— Иди. Ты должна кое-что увидеть, — шелестит возле уха.
— Кто здесь? — поборов дрожь, спрашиваю я, пытаясь выровнять дыхание. Где Тай? Почему мне это снится?
— Потому что он заплатил свою цену. А ты сможешь? — теперь голос звучит передо мной, будто кто-то стоит напротив, смотря прямо в лицо. Жуткое ощущение, когда этого кого-то не видишь.
Хочется спросить, что я должна смочь, но память услужливо выхватывает из закромов разума серьёзный пристальный взгляд синих глаз и слова про мою и его цену. Я должна отказаться от прежней жизни?
