— Я сейчас свободна и в личном плане, и в отношении работы, — я смотрела ему в глаза, испытывая женское правило буравчика: пусть думает, что хочет, а я отвечаю за свои слова. — Так отчего же не рискнуть на новом месте с новой работой…
Я поставила интонационную точку, но пан Ондржей решил все же продолжить мою фразу:
— И с новым мужчиной. Такой подход, Верка, мне очень импонирует. Я бы с радостью взял такую женщину в свою команду, — он сделал паузу.
Очень многозначительную. Можно не продолжать. Я все поняла. Мне не нужны отказы по-американски. Я привыкла получать их по-русски — прямо в лоб.
— Если бы эта команда у меня была, — продолжил пан директор так же спокойно, как и начал. — Но, к сожалению, три дня назад я всех отпустил. На все четыре стороны. Я просил Яна не говорить тебе раньше времени о наших проблемах. Ты бы тогда не приехала, верно? Если бы надо было ехать только к нему, а? А сейчас, когда ты уже здесь, у моего друга есть шанс, верно? Я посоветовал ему солгать. Невинную ложь женщины прощают, ведь так? Когда она им во благо.
Хорошо, что подо мною была кровать. Я удерживала коленку ладонью, но та продолжала трястись. Как принимать происходящее — как поражение или как победу? И на котором поле? Уж точно не на профессиональном! Кажется, мне только что сообщили, что я нравлюсь пану Кржижановскому. Он сказал, что пан Ондржей введет меня в курс дела. Но не сказал какого. Что за идиотизм! Кажется, мужчины делятся только на два вида — козлов и дураков. Нормальные вымерли как вид. В том измерении, в котором я живу, так точно.
— Вижу, мое сообщение тебя не особо и расстроило. Я даже рад этому.
Пан Ондржей улыбался, но лицо его при этом не делалось добрым. Оно походило на маску. Гипсовую. Сейчас, с легким морозным румянцем. Как в греческом театре, эмоции на лице пана Ондржея регулировались поднятием и опусканием уголков губ, и больше ничем. Моя марионетка, кажется, была более живой, чем этот чешский красавец. Вдруг пан бывший директор поднялся и шагнул к двери.
Что, уходит? А как же я?! Теперь у меня начался приступ настоящей паники.
— Пан Ондржей, а что мне сейчас делать? — Он обернулся, и я спешно добавила: — С куклами. И вообще… С собой. Может, я смогу быть вам чем-то полезной эту неделю? Да хоть просто убрать рабочий мусор. Я не могу сидеть сложа руки в ожидании Яна. И вообще… — я сглотнула накатившую слюну. — На самом деле я очень расстроена. Давайте начистоту. Ваш друг прав. К нему бы я не поехала. Я, конечно, останусь на Рождество, а потом… Как бы сказать… Я не знаю Яна. Я видела его всего несколько часов и не уверена, что у нас найдутся точки соприкосновения… Кроме кукол. И то, ему нравятся волки, а мне… Вампиры.
Я чувствовала, что начинаю заливаться краской под пристальным взглядом пана- бывшего директора. Возможно, я говорила лишнее, но я говорила правду. Роль охотницы за мужиками мне претила. Даже если только в его глазах.
— Я расстроилась. Честно. И не из-за денег, — добавила я быстро и запнулась.
Моя фраза, кажется, прозвучала требованием покрыть транспортные расходы. Ну и пусть так! В конце-концов пан Кржижановский тоже, получается, как и мой Козел, кинул меня на немалые деньги. С моим дырявым бюджетом не проводят рождественские каникулы в Чехии! А на отпуск за счет пана Кржижановского я не согласна. Это называется не очень красивым словом.
Пан Ондржей отвернулся к двери и тронул ключ.
— А вот я расстроен из-за денег, — он продолжал стоять ко мне спиной. — Я вложился в этот проект до последнего евроцента, никак не ожидая, что старик окончательно спятит до завершения реконструкции и оформления совместной собственности. У меня на руках нет никаких документов. Сейчас я никто и звать никак.
Пан Ондржей обернулся с трагической маской на лице.
— Знаешь, зачем я на самом деле хотел, чтобы ты приехала?
От моего лица, похоже, отлила вся кровь. Мозг замерз, как после ледяного кофе.
— Я считаю, что ты — наш с Яном последний шанс заполучить в собственность этот чертов особняк.
Слишком длинная пауза. Пришлось вставить едва различимое "как". Я, кажется даже задала вопрос по-русски.
— Ты женщина, а Милан мужчина. Что тут непонятного?
Я продолжала пялится на него, как баран. Вернее овца, которая проглотила язык и даже не могла блеять.
— Я выдам тебя за него замуж. А потом наша прекрасная вдова перепишет на нас имение. Хочешь подробностей? — на его лице застыла зверская ухмылка, которой не существовало в истории греческого театра. — Не в этих стенах. Нынче такой прекрасный вечер. Провести его взаперти — преступление против природы.
Я продолжала стоять ни жива, ни мертва. Преступление, пан сумасшедший директор, это то, что вы собираетесь сделать. А не пошли бы вы гулять одни… Или нет. Тогда вы найдете другую овцу и действительно убьете старика. Ради чего? Вампирского музея! Нелюди!
Эпизод 1.5
Я не чувствовала ног в носках и валенках, которые пан Ондржей потребовал для меня у хозяйки. И не потому, что те были не по ноге. Просто моей решимости на то, чтобы разрушить коварный план пана убийцы, хватило ровно до закрытия двери в номер. Куртка даже в натопленном доме сразу показалась мне тонюсенькой кофточкой. Я дрожала мелкой дрожью. Что ты делаешь, дура?!
Что делаю… Спасаю неизвестного мне старика, засовывая собственную шею в петлю… Я смотрела на руку пана Ондржея, скользящую по полировки лестничных перил, и понимала, что эти руки способны задушить и без всякой веревки. Что я делаю, что делаю… Смотрю на статную красивую фигуру, пытаясь понять, как некоторые особы умудряются влюбляться в убийц, видя лишь их красоту. Для меня она в миг померкла. Я видела маску монстра и ничего более.
Пока пан Ондржей ходил за шапкой, я расправляла джинсы внутри сапога, пытаясь найти предлог остаться в доме. Утром, без всякого завтрака я сяду в машину и брошу ее в Праге на какой-нибудь стоянке, заплатив за пару недель вперед. Там ее, вернувшись из Польши, и найдет Ян, а меня уже нет. Никогда!
За этими мыслями я не заметила сухонького старичка. Не в силах поднять отяжелевшей от страха и планов головы, я видела лишь кожаные заплаты на локтях серого пиджачка и не слышала, что скрипел мне почти что в самое ухо его обладатель. Минуту или того меньше.
Откуда-то взялась хозяйка и, ухватив старика за плечи, потащила в неосвещенную часть дома, и тогда я услышала уже громкое "Не ходи с ним!" Остальное потонуло в шиканье той же хозяйки, но что было сказано, было сказано по делу, раз пан Ондржей тут же громогласно объявил, что не причинит мне зла. Старик хрипло проклял его по-чешски через ладонь хозяйки, прикрывшей ему рот.
Пан Ондржей довольно грубо толкнул меня к двери, и с молнией куртки я справлялась уже на крыльце. Он спустился быстро, а я вцепилась в перила, чтобы не поскользнуться. Заметив мою неуклюжесть, пан Ондржей протянул руку, в которую я вцепилась, наспех натянув перчатки.
