Марисоль могла иметь в виду как свою семью из семи человек, так и весь клан Роблес, вместе с его мексиканской частью, для которой на лужайке раскладывали два дополнительных стола.
Я: Я приду.
Она: Круто.
Кажется, у меня появились планы на субботу. Включив ноутбук, чтобы заняться домашкой, я прошла в переднюю часть зала и, выглянув в витринное окно, увидела босса. Он стоял на тротуаре рядом с Тэсс, скрестив руки на груди. Он всегда так делал, когда разговаривал с бывшей женой. Оксфордская рубашка в полоску и твидовая кепка еле держались на его длиннющей тощей фигуре – тоже все как обычно, даже при двадцати шести градусах жары ничего не менялось. Тут они попрощались.
– Привет, мисс Дарси-дива! – крикнула Тэсс – ее громкий голос с металлическими нотками сквозь стекло звучал приглушенно – и радостно помахала мне. Я помахала ей в ответ. Сегодня ниспадавшие ей на плечи волосы были оттенка платиновый блонд. Кто знает, какой парик она выберет завтра? Я работала здесь уже два года, но никогда не видела ее настоящих волос.
Небезосновательное предположение: Уинстон, скорее всего, их видел, хотя женаты они были лишь год (и это был грустный год) и развелись больше тридцати лет назад. Во время раздела имущества ни одна из сторон не захотела уступить находившееся в совместном владении историческое здание в Северном Парке. И было принято решение сделать из номера 386 по Юнивёрсити-авеню два магазина. Справа – книжный «Желтое перо», слева – «Империя первоклассных париков».
Колокольчик звякнул – Уинстон ворвался в помещение. Я сделала вид, что очень занята: взбила вышитые подушечки на креслах, а потом повернула растения в больших цветочных горшках к свету.
– Гхм! – фыркнул Уинстон и молча кивнул мне. О, да он в отличном настроении.
– Добрый день, мистер Уинстон. – Я устроилась за стойкой.
Приблизившись к сводчатому коридору, ведущему в кабинет, он остановился у старинного полотна. Это был написанный маслом портрет писца восемнадцатого столетия, в руке он держал перо с желтым кончиком.
– Добрым он был бы, если бы эта женщина из соседнего магазина вовремя подготовила свой отчет о расходах. Бухгалтеры не любят, когда их заставляют ждать.
Уинстон снял кепку и провел короткими пальцами по влажным от пота волосам. Когда-то они были светлыми, а теперь поседели и стали темно-серыми. Под цвет волос были и усы, они потемнели за годы курения, да такими и остались навсегда, хотя курить он бросил прошлой весной. Весело было здесь у нас в прошлом апреле.
– Конечно, не любят. Ох уж эти бухгалтеры.
Босс издал низкий, скрипучий звук.
– Дарси, не взрослей. Если можешь, конечно. – Уинстон сердито выдохнул и скрылся в кабинете, хлопнув дверью.
Я же никак не могла отделаться от его слов. Они будто прилипли к коже и раздражали ее до чесотки. Не взрослей?
Я вцепилась руками в край потертой стойки. Весь день мой мозг переключался с беспощадных воспоминаний на полное забвение. Туда и обратно. Сейчас он остановился на сцене, которая произошла у меня в квартире в 7:30 утра, когда я пыталась быть обыкновенной ученицей выпускного класса старшей школы Томаса Джефферсона. Просто пыталась позавтракать. И теперь у меня перед глазами стояла мама, ее волосы, забранные назад одной из двадцати имевшихся у нее эластичных повязок, и мамин недоуменный взгляд, который она бросила на кухонную стойку.
