По дороге в академию Джема впервые внимательно наблюдала за происходящим вокруг. Разглядывала шикарные особняки соседей, провожала взглядом встречные автомобили, внимательно вглядывалась в витрины бутиков и блестящие фасады деловых центров. Каждый день они следовали одним и тем же маршрутом: элитный поселок, туристический центр города, бизнес-квартал, высшая академия.
Здания по дороге до вуза были выстроены в едином стиле, они сверкали новизной, чистотой, идеальностью. Словно и сам этот путь был проложен специально для туристов и обеспеченных господ, таким напыщенным, чопорным и неживым всё казалось. Специально выстроенная сказка для богатеев – живи и радуйся, вокруг все свои.
Никогда прежде ничего подобного не приходило ей в голову. А теперь буквально по пятам за девушкой ходило ощущение, что ее обманывают. Глаза сами выискивали на стенах зданий следы краски и находили: вот тут что-то было аккуратно замазано в несколько слоев белым, и вот там – неаккуратной заплаткой поверх темных чернил светлело розоватое пятно на фоне светло-красного кирпича фасада.
Дорога до академии приобрела новые, не слишком отчетливые краски. И Джеме отчаянно захотелось свернуть с этого маршрута и хоть раз в жизни увидеть что-то другое. Что-то помимо того, что ей позволялось видеть и знать. Что-то, что находилось за пределами выстроенного для нее заботливыми родителями идеального мира.
5
Лиловый сумрак над верхушками гор бледнел, превращаясь в холодную туманную дымку. На фоне светлеющего неба всё резче проступали темные силуэты деревьев и округлая чаша долины, вдавленная в горный хребет. Плавные изгибы длинного молочно-белого побережья медленно приобретали четкие очертания.
Чернота сползала, смывая ночь с тихого прибрежного городка, и заря, разгораясь, наполняла берег до краев золотисто-оранжевым блеском солнечных лучей. Море словно замерло, птицы замолчали, встречая рассвет, и только ветер продолжал осторожно сдувать с утеса серебристо-туманные пушистые хлопья облаков.
Тамара отошла от окна и собрала длинные светлые волосы в тугой пучок. В свои сорок женщина была чрезвычайно хороша, и даже та боль, что давно поселилась в ее сердце, не отложила след из морщин под ее дивными светло-зелеными глазами.
Она накинула халат, потуже завязала пояс и выглянула в коридор – обуви сына в прихожей не было. Материнское сердце зашлось в тревожном стуке: неужели не вернулся? Тамара сама не поняла, как уснула вчера в ожидании. Вот вроде сидела, переживала за него, смотрела в окно, набирала номер – всякий раз безуспешно. И только положила голову на подушку, как уже рассвело.
Женщина прошла по коридору и толкнула дверь в комнату сына: слава богу, он здесь. Живой. И сердце немного отпустило.
Парень лежал поверх покрывала, уткнувшись лицом в подушку. И не беда, что в обуви и в одежде. Зато пришел. С тех пор как ее мальчик повзрослел и окончил школу, он точно с цепи сорвался: почти не появлялся дома, отмахивался от уговоров поступить в вуз, водил дружбу с сомнительными личностями и вечно ошивался в каких-то подозрительных местах, откуда возвращался поздно.
А еще он стал закрытым, сдержанным и замкнутым. Перестал делиться с ней своими переживаниями, как делал это в детстве. Всё чаще просил отстать от него и не соваться в личную жизнь, но что хуже – стал приносить домой деньги. Другая бы, несомненно, обрадовалась такому раскладу, тем более в их бедном районе, где нелегко было найти хоть какой-то способ заработать, но для Тамары принесенные сыном купюры были очередным поводом задуматься: что же она упустила в его воспитании?
– Трудно, что ли, было снять? – Она потянула за кроссовку, стаскивая ее с ноги сына.
Парень что-то промычал.
– Трудно раздеться?
Поставила обувь в уголок, обошла лежащего мальчишку и наклонилась:
– Во сколько ты пришел? Только не говори, что опять под утро.
Кей раздраженно замычал. Кажется, он узнавал этот нравоучительный тон. Если не сказать ничего в ответ, то он станет только нарастать, вгрызаясь в голову острым лезвием пилы. Если мать начинала его отчитывать, то остановить ее было практически невозможно.
– Нет, – буркнул он, отходя ото сна.
Который, вообще, час? Кей проморгался, увидел за окном рассветное зарево и застонал. «Она что, шутит? Я мог спать до обеда!»
– Ты не пьян случайно? Что пил?
– Ма-а-м…
– Чем это пахнет?
– Ммм… – простонал парень, закрывая лицо ладонью.
– Что это? Что ты сделал с рукой? – Теперь она суетилась возле его запястья. Дергала платок, причитала. – Нужно перевязать, сейчас все принесу.
Только Кей начал проваливаться в сон, как с неудовольствием обнаружил, что мать вернулась. Запахло антисептиком. Тамара умело орудовала медикаментами и бинтами, пока парень делал отчаянные попытки сопротивляться сквозь сон.
– Говори, что натворил! – потребовала она, отбрасывая от себя его руку. – Говори!
Нехотя Кей перевернулся на спину и открыл один глаз. Мать нависала над ним грозовой тучей.
– Всё хорошо, мам.
– Откуда рана?
– Всё хорошо. – Он приоткрыл второй глаз и прищурился от света. – Упал с мотоцикла.
– Не ври мне. Я знаю, какие бывают ссадины, если свалиться с мотоцикла.
– Мама, пожалуйста… – попросил парень.
– Я с ума с тобой сойду, – покачала головой Тамара. – Посмотри, на кого ты похож, сынок! Толстовка вся в краске какой-то, на виске что-то красное засохло, руку ободрал, штанина внизу оторвана. Лучше бы ты учиться пошел, честное слово. Столько тебя упрашиваю.
– Мам, не место мне там, будто ты не знаешь! – Кряхтя, он повернулся на бок и потер глаза. – Нормально же зарабатываю, деньги тебе приношу.
– Не нужны мне такие деньги, Витя, – со вздохом сказала она.
– Какие «такие»? Опять решила завести свою шарманку?
– Нечестные деньги. Скажи лучше, где ты их берешь?
Кей поморщился.
– А тебе не все равно? – Он долго смотрел в ее красивое лицо, а затем приподнялся на локтях. – Не бухаю, не принимаю наркотики, что еще надо?
– Если бы только в этом было всё дело… – поникла она.
– Кончай с этим, мам! – Парень положил свою ладонь на ее. – Всё, ладно? – Сжал ее и улыбнулся. – Есть что пожрать?
– Да, – тихо ответила Тамара, разглядывая сына.
«Так похож на отца. И улыбка та же. Взрослый уже совсем. Поздно воспитывать. Остается молиться, чтобы не попал в беду».
– Разогревай тогда, я пока приму душ.
– Хорошо! – Женщина поднялась с постели и вышла из комнаты.
Парень принялся шарить по карманам. Наконец, нащупав то, что искал, извлек на свет изящный золотой кулон в виде сердца. В сиянии рассветных лучей эта безделушка уже не казалась ему такой простой: в плавных линиях угадывались два женских силуэта – мать и дочь, склонившие головы друг к другу. Интересно и необычно!
