Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
– Почему же ты не пошла в колледж? – спросил меня как-то Джимми Дарлинг.
Он считал меня башковитой, но страдал наивным представлением людей с образованием о том, что если кто-то не закончил колледж, значит, ему это не по зубам.
– Я была вечно в депрессии.
– Ты это сказала про маму, когда я спросил, почему она не научила тебя немецкому.
– Одно другому не мешает. По-твоему, это так удивительно, что девушка, которая работает в стрип-клубе, умная? Все стриптизерши, которых я знаю, умные. А некоторые практически гении. Может, ты подрулил бы к ним со своей карманной камерой и опросил по очереди, почему они не учились в колледже?
Когда я была подростком, мне все говорили, что у меня есть задатки. Мне говорили это учителя и другие взрослые. Если у меня они и были, я ничего с ними не делала. Я сумела не закончить, как Ева, и это уже было некоторым достижением – не ловить клиентов в семь утра по рабочим дням на углу Эдди-и-Джонса[6]. Я завязала с наркотиками, когда узнала, что беременна, но это я не считаю большим достижением – я просто предотвратила катастрофу. Я работала в «Комнате на Марсе» приватной танцовщицей. Это далеко не лучший стрип-клуб в Сан-Франциско. Он не имеет особого статуса, если только вас не впечатлит узнать, что «Комната на Марсе» не второсортный или дешевый стрип-клуб, а несомненно худший из всех, с самой дурной репутацией, самый молодежный и карнавальный. Возможно, он привлекал меня тем же, чем я привлекала Джимми. Неким экстримом, вызывавшим ощущение исключительности и притягательности, к тому же некоторые из тамошних женщин действительно были гениями.
Я не говорю, что я исключительная или экстремалка, но у Джимми Дарлинга никогда не было девушки, которая бы выпихнула его на ходу из своей «импалы». Мы ехали медленно, пять-десять миль в час. Я сделала это потому, что была на взводе, однако Джимми потом просил меня повторить это для прикола, но я отказалась. Он никого не знал, кто жил бы в отеле в Тендерлойне, и его всегда слегка смущали загаженная лестница, бардак, крики соседей и то обстоятельство, что надо было заплатить, чтобы подняться наверх. В магазине здорового питания мы столкнулись с одной моей знакомой, которая была под кайфом и чесалась. Она хотела купить сок и спросила Джимми, не знает ли он, натуральный это или нет, и он так растерялся, как будто никогда не слышал ни о чем подобном – о торчках, не признающих ненатуральный сок. Он был вполне благополучным человеком, как и большинство приезжих. Нормальный, образованный, трудоустроенный, он считал, что в его существовании есть смысл и т. д., и ему были непонятны люди, выросшие в городе, их нигилизм, неспособность поступить в колледж или вписаться в мир традиционных ценностей, устроиться на постоянную работу или поверить в будущее. Я как бы приобщала его к этому. Но это не значит, что Джимми Дарлинг опускался в социальном положении, встречаясь со мной. Вовсе нет. Он был таким же простым, как я, даже еще проще, но он, в отличие от меня, не жил в трущобах.
Вы замечали такое, что женщина может казаться простой, тогда как к мужчинам это не относится? Вы никогда не услышите, чтобы о мужчине говорили, что он простой. Простой мужчина – это средний, типичный мужчина, приличный работящий человек со скромными мечтами и возможностями. Но простая женщина – это женщина, которая выглядит дешево. А женщину, которая выглядит дешево, можно не уважать, потому что ей присваивают определенную стоимость, определенную дешевую стоимость.
В «Комнате на Марсе» мне не нужно было приходить по часам, улыбаться или подчиняться каким-то правилам или думать о большинстве мужчин иначе как о неудачниках, которых можно использовать, в то время, как они считали, что используют нас, так что атмосфера там была довольно враждебная, даже при том, что мы как бы подчинялись клиентам. В «Комнате на Марсе» можно было делать что хочешь; по крайней мере, я так считала. Когда я встречалась с папой Джексона, я разбила бутылку о его голову, а он врезал мне по лицу, и через пять часов я появилась на работе с синяком под глазом и в темных очках – и никто ничего не сказал. Несколько раз я приходила туда такой пьяной, что еле волочила ноги. Некоторые девушки то и дело проводили несколько первых часов смены в раздевалке, клюя носом с пудрой в одной руке. С этим проблем не возникало. Руководству было все равно. Были девушки, работавшие с публикой в стандартной униформе из кружевного лифчика и трусиков, но в раздолбанных кедах вместо шпилек. Если ты принимала душ, этого было достаточно для работы в «Комнате Марса». Если слова в твоих тату были написаны без ошибок, ты считалась ценным приобретением. Если ты не была на пятом или шестом месяце беременности, ты была девочка-что-надо и могла зажигать в клубе ночью. Бывало, что какая-нибудь девушка распыляла перцовый баллончик в лицо клиенту, и нам приходилось выбираться на свежий воздух, чертыхаясь и кашляя. Одна танцовщица разозлилась на Дартаньяна, ночного менеджера, и подожгла раздевалку. Да, ее уволили, но это была исключительная мера.
Мы должны были изображать пуси-муси с клиентами, но не более того, это была единственная наша обязанность, и даже она не была обязательной. Мы делали это ради денег, так что стимул у нас имелся. Главное было не посраться с Джимми Бородой и Дартом. Но это тоже было легко. Флиртуй с ними – все будет в порядке. Просто смешно, насколько слабы были их большие эго.
Смотрите, не подумайте, что Джимми Борода и Джимми Дарлинг – это один человек. У них нет ничего общего, кроме имени. Джимми Борода был вышибалой в «Комнате на Марсе», а Джимми Дарлинг был, пусть и недолго, моим парнем.
Я сказала: все было в порядке, но ничего не было в порядке. Из меня высасывали жизнь. Проблема была не морального плана. Мораль здесь ни при чем. Эти мужчины не давали мне сиять в полную силу. Отупляли мою восприимчивость к прикосновениям и делали меня злой. Я отдавала и получала что-то взамен, но всегда слишком мало. Я вытряхивала из этих бумажников – именно так я о них думала, как о ходячих бумажниках, – все, что только могла. Но я понимала, что это не равноценный обмен, и это понимание нарастало на мне как короста. Что-то накипело во мне за те годы, что я проработала в «Комнате на Марсе», присаживаясь на колени клиентов, совершая этот порочный обмен. Эта накипь во мне густела и пузырилась. И когда я выплеснула ее – я не принимала сознательного решения; за меня решили инстинкты – получила то, что получила.
На самом деле у Джимми Бороды и Джимми Дарлинга было больше общего, чем только имя. У них была я. А потом меня у них не стало.
Сейчас я понимаю, что определенные объекты моей злобы вызывали ее не сами по себе. Как тот мужчина, что хотел себе подружку для острых ощущений, тот, что учил меня застольному этикету: он вызвал мою неприязнь потому, что напомнил мне кое-кого из далекого детства, мужчину, у которого я спросила дорогу. Мне было одиннадцать, и я пошла в Старый город, чтобы встретиться с Евой и попасть на полуночное представление в панк-рок-клуб. Время было позднее, и я потеряла дорогу. Зарядил дождь. В ночное время Старый город в Сан-Франциско безлюден, но рядом оказался пожилой седовласый мужчина, закрывавший прекрасный «мерседес», и он спросил меня, не нужна ли мне помощь. Он выглядел так по-отцовски, уважаемым бизнесменом в костюме. Мне нужна была помощь. Я сказала ему, куда мне нужно было попасть, а он сказал, что пешком это слишком далеко.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
