— Как твой отец? — начал Бен, как только мы остались одни в огромном зале моего отца для совещаний на пятнадцатом этаже отеля «Валгалла». Между нами располагался стол размером с небольшой аэродром, и наши чашки с кофе отражались на полированной поверхности красного дерева.
— Отлично, — ответила я, поднимая свою чашку. — По крайней мере так я слышала. Я с ним никогда не встречаюсь.
— Хочешь, я ему позвоню? Попрошу спуститься.
Я покачала головой. Я давно перестала нуждаться в отце, и Бен это знал.
— Он, вероятно, дома, считает свои деньги. Не хочу ему мешать.
Моя семья — нувориши, и отец мой занимался тысячами проектов игорного и развлекательного бизнеса, большинство из которых провалились. В самом капиталистическом городе самого капиталистического государства в мире Ксавье Арчер оставался образцом непревзойденного и, по-видимому, неутолимого честолюбия. Взлет его был стремительным; конкуренты считали его злобным, инвесторы — гениальным, а остальной мир знал его как одержимого.
Не хочу обидеть бабушку по отцовской линии, с которой я никогда не встречалась, но мой отец был также отвратительным и жестоким сукиным сыном.
Бен наклонил голову, и я поняла, что он гордится моей независимостью так же, как я — его достижениями. И то и другое досталось нелегко.
— А как ты? Тоже сидишь дома и считаешь миллионы?
— Нет, — ответила я, отрицательно замотав головой. — Снова и снова пересчитываю один-единственный миллион
— Когда не встречаешься с отъявленными преступниками, ты хочешь сказать.
— Ну, это просто хобби.
Он улыбнулся, глаза его блестели, однако он включил диктофон, назвал свое имя, номер значка, а также дату и место разговора. Потом снова обратился ко мне.
— Надо с этим покончить.
— Хорошо.
И я все ему рассказала. Заявила, что у меня есть правило не встречаться с теми, кто просит о свидании, хотя не объяснила почему, а он не спросил. Не было смысла растолковывать все — только то, что я делала здесь с Аяксом. Почему-то мне важно было, чтобы Бен понял: это было свидание вслепую.
Я рассказала о зазубренной кочерге, описала ее, упомянула о женщине в ресторане, прежде чем перейти к феромонам и словам Аякса: он знает, что я — именно та самая. Это был единственный момент, когда Бен удивленно посмотрел на меня, но я пожала плечами.
Остальное время он делал заметки, изредка поглядывая на меня: полицейский, с которым мы словно впервые встретились. Это было очаровательно: мне казалось, что я сижу в аудитории старого шоу Зигфрида и Роя,[7]не веря своим глазам и боясь мигнуть, чтобы звезды не исчезли.
Полтора часа спустя Бен выключил диктофон и откинулся в кресле.
— Отлично, Джо. Теперь у нас достаточно материала, чтобы какое-то время продержать Аякса за решеткой.
Я поиграла кнопкой в ручке кресла; эта кнопка управляет медиацентром в зале.
— Это не значит, что вы его обязательно посадите?
— Нет, — ответил он, не глядя на меня. — Не значит.
Мы оба знали, что у системы есть пробелы. «Иногда, — подумала я, — плохие парни просто исчезают». Мы какое-то время молчали. Я нервно прихлебывала холодный кофе.
— Ты отлично замечаешь подробности, — сказал Бен, наконец подняв на меня глаза. — Вероятно, это связано с твоей подготовкой в боевых искусствах?
— Это вовсе не искусство.
Крав мага,[8]несомненно, связана с боями, но за все восемь лет тренировок я ни разу не думала о ней как об искусстве. Это яростная и грязная уличная драка. Десять лет назад мой инструктор — а ныне и друг — Асаф эмигрировал в Неваду и принес с собой дисциплину, систему и знания крав маги из Святой земли. Я, его первая ученица, впитывала инструкции, как пустынная роза после иссушающей летней засухи.
Мы занимались в условиях, опасных для жизни — ножи, пистолеты, многочисленные нападающие, заставляя себя сражаться на пороге крайней усталости. Как заявил мне в первый день Асаф, мы будем работать ради возможного, ради неизбежного и с убеждением, что выживание зависит от прочности усвоения рефлексов и от быстроты реакции.
— Ни один человек-хищник не станет давать тебе спуску, только потому что ты женщина, — говорил мне Асаф своими удивительно рублеными фразами.
Конечно, я и сама это знала. Мое возможное, мое неизбежное уже произошло.
Увидев, что я больше ничего не хочу добавить, Бен встал, сунул руки в карманы и посмотрел на меня сверху вниз. Мистер Власть.
— Я должен приставить к тебе наблюдение. Если есть другие, как Аякс, мы…
— Ни в коем случае!
— Уверена? — Он вздохнул и потер рукой затылок. — Не передумаешь?
— Яне потерплю слежки за собой.
— Не слежки, а охраны, — слегка раздраженно поправил Бен. — Это будут полицейские.
— Тогда я не потерплю охраны.
— Даже если охранять тебя буду я?
Я тоже встала.
— Даже тогда.
Он покачал головой.
— Упрямица.
— Познай себя, — процитировала я, желая проверить, клюнет ли он.
— Знание — сила, — ответил он еще более затертым клише, чем мое.
Я ухмыльнулась.
— Все наше знание позволяет нам лишь умереть более тяжелой смертью…
— … чем животным, которые ничего не знают, — закончил он, качая головой. — А малое знание — опасная вещь.
Мы оба рассмеялись. Еще подростками мы коллекционировали цитаты и устраивали поединки; это стало нашим тайным языком, похожим на глупые тайны малышей. Еще одна наша общая любовь — любовь к английскому языку и к тому, как мастер может перевернуть фразу, поставить ее с ног на голову всего в нескольких словах.[9]
— Как твоя жена? — выпалила я и тут же пожалела об этом, чувствуя, что покраснела. Я ведь не знаю этого Бена Трейну. И мы больше не принадлежим друг другу. — Прости. Можешь не отвечать.
— Нет, все в порядке, — ответил он и с громадным опозданием изобразил улыбку. — Но лучше было бы спросить ее нового мужа.
Я покраснела еще сильней. Бен откашлялся и, взяв в руки хрустальное пресс-папье, подбросил его.
— Видел статью о твоей семье.
