На всякий случай Игорь пошарил в этом бардаке, но ничего дельного не нашел. Зато едва не порезался о стеклянные осколки.
Выбравшись на улицу, Морозов увидел огромную автомобильную свалку. По-другому это назвать было трудно. Машины стояли повсюду. Ржавые, с просевшими колесами. Некоторые с выбитыми стеклами. Игорь отметил, что большинство автомобилей так или иначе пережили столкновение. Либо с другими такими же машинами, либо с домами и фонарными столбами.
— Похоже, попутка отменяется, — пробормотал Морозов. — И полиция в ближайшее время — тоже.
Второе, на что он обратил внимание, была трава.
Трава росла повсюду. Мостовая с бледной разметкой и щербатым бордюром, теперь была едва различима. Огромные зеленые кляксы будто расползлись по дороге, как вирус.
Глядя на все это, Игорю начало казаться, что покойный бортмеханик был не так уж и неправ, запершись на корабле с грудой выпивки и едва живым «собутыльником».
— Ничего… Ничего-ничего. Как-нибудь, — прошептал Морозов.
Выбравшись из развалин порта, он обнаружил ржавые, едва заметные в зелени клевера трамвайные рельсы. В принципе, Игорю нужно было идти именно по ним, но любопытство тянуло в Старый город, где дома сохранились. В ту его часть, которая почти не менялась еще со средних веков.
Те дома и бастионы из плитняка казались оплотом порядка и цивилизации в этом сошедшем с ума городе. Быть может, там найдутся хоть какие-то ответы на бесчисленное число вопросов?
Игорь принял решение и быстро зашагал в Старый город.
Между камнями брусчатки тоже росла трава. Однако того разрушительного эффекта, как на асфальте она не производила. Улицы лишь немного утратили свой изначальный облик, будто какой-то художник чуть смазал их зеленой краской, растерев ее пальцем. Старые стены, сложенные из плитняка, серые с глубокими швами и трещинами, почти полностью сохранились. Они стояли так не одно столетие и были предметом туристической гордости Таллинна. В некоторых местах башни полностью скрылись под переплетением плюща, из сырых мест, куда не заглядывало солнце, поднимался густой мох. Но в целом стены и улицы остались прежними. Гораздо хуже было с домами, покрытыми штукатуркой. Смесь песка, цемента и извести практически полностью обсыпалась, обнажив кладку или деревянную решетку. Почти нигде не осталось целых окон. Только редкие стекла торчали осколками, да в стрельчатых проемах сгоревшей церкви Олевисте, через буйство дикого винограда, просматривались куски разбитого витража.
Еще одна особенность неприятно поразила Игоря. Двери во многих домах были выставлены. От витрин туристических магазинчиков, торговавших разномастной и по большому счету никому не нужной ерундой, остались одни обломки. Складывалось впечатление, что кто-то с особой ненавистью вытаскивал на мостовую деревянную утварь, остатки одежды, керамику и топтал получившиеся кучи. Некоторые магазины не так давно были уничтожены пожарами: в воздухе тревожно и гадко пахло гарью.
Нигде не было видно людей, но явственно читались следы их недавнего пребывания здесь. И это пугало, сильно пугало.
Игорь несколько раз забирался в старые магазинчики, но ничего, кроме крысиного помета на полках, разбитых витрин и исковерканных холодильников, не обнаружил. Тут кто-то побывал до него. И, судя по всему, не раз.
Лезть в жилые дома Морозов не решился. То ли из-за неясного предубеждения, то ли из-за суеверного страха. Осыпающиеся остовы с черными провалами окон выглядели жутко.
Иногда из развалин доносились шорохи, тихий скрип и хруст. Игорь прижимался к стене. Прислушивался. Пару раз Морозов пробовал кричать, звать кого-то, но голос предательски дрожал, и от этого становилось еще страшнее.
В конечном итоге он уперся в баррикаду. Поперек улицы была навалена высокая, едва ли не до второго этажа, пирамида из всякого старья. Облезлые диваны, ржавые газовые плиты, вывороченные из мостовой булыжники, бордюрный камень.
Морозов осторожно приблизился. Из щелей торчали длинные, остро заточенные колья. Перед баррикадой целая россыпь битого стекла.
Не зная, что делать, Игорь остановился. Не пройти. Перелезать через эти завалы опасно. Того и гляди поскользнешься да насадиться на какой-нибудь кол, как бабочка на булавку.
— Эй… — негромко позвал Игорь. — Есть кто живой?
Где-то за баррикадой посыпались мелкие камушки. То ли под чьей- то ногой, то ли сами по себе, то ли сдвинутые ветром.
— Эй! — уже громче позвал Морозов.
По ушам ударил резкий свист. Эхом прокатился по улице, отразился от стен, втянулся в пустые черные окна.
От неожиданности Игорь оскользнулся на куске стекла, но равновесие удержал. Бросился бежать, петляя как заяц. Без оглядки, со всех ног.
За ним никто не погнался. Никто не крикнул в спину. Но страх преследовал Морозова, как опытный погонщик. Игорь чудом не заплутал в переулках. Вскоре, запыхавшись, он выбежал из Морских ворот Старого города, оставив за спиной бастион Толстая Маргарита с провалившейся крышей.
Прыгнул в кусты и упал на траву, чтоб перевести дыхание.
В городе происходило что-то немыслимое. Что именно и почему, Морозов не знал. Да и не особо хотел знать.
Возникла зыбкая догадка, скорее даже, ощущение, что кто-то могущественный, огромный и жестокий, погрузил его, а может быть, и всех людей на Земле, в сон на черт знает сколько лет. А потом разбудил. Пинком. Выкинул в мир, который уже привык жить без человека.
От этой мысли в грудь вполз совсем уж первобытный, необъяснимый, дикий страх. Несмотря на то, что Игорь уже перевел дух, сердце заколотилось с новой силой, затрепыхалось в груди перепуганным зверем.
Морозов поднялся, выбрел на старые трамвайные рельсы. Трава практически полностью скрывала пути, однако идти здесь было сравнительно легко. То тут, то там проглядывали ржавые железяки, так что ориентироваться было легко.
Игорь неожиданно понял, что не помнит названий некоторых улиц. Таблички давным-давно упали и истлели, часть домов обветшала и обрушилась, часть была изуродована настолько, что узнать их было очень трудно. От резиденция «Ильмарине», которая при Советском Союзе была машиностроительным заводом, остались одни руины. Стадион, расположенный неподалеку, густо порос молодыми, но уже крепкими липами.
Все было незнакомым. Диким.
Давно, когда у Игоря и Лены был, как говорится, конфетно-цветочный период, Морозов, ночью возвращаясь от девушки, проходил эти пути за пару часов. От начала до конца. Сейчас он двигался медленно. Осторожно. Постоянно озираясь и глядя под ноги, словно боясь наступить на гадюку или провалиться в заброшенный колодец.
Колодцы, к слову, встречались. На дороге там и тут темнели разверстые пасти канализационных люков. Кому понадобилось выдирать чугунные крышки? Для чего? Неизвестно.
К одному из таких люков Игорь подошел, чтобы заглянуть вглубь, по от дыры так пахнуло тухлятиной, что Морозов шарахнулся прочь и больше к колодцам не совался.
