Посвящается моей жене. Без нее эта книга была бы невозможна.
Вечером в темноте
Детей ведут из детского сада домой.
Ян Кашинский (эстонский поэт).
Было темно и очень холодно. Игорь Морозов с трудом разлепил глаза. Застонал. Нутро сжалось в спазме, желудок будто бы подпрыгнул к горлу. Судорожно сглотнув, Игорь перевернулся на живот и сумел кое-как приподняться на локтях. Тут его и вырвало мутной жижей.
Игорь точно помнил, как вечером наливался в баре, пропивал законную премию, выданную бригаде, с которой он колымил в Финке. До следующего объекта было три дня. Часть ребят осталась в Турку, здраво рассудив, что мотаться в Таллинн — только деньги зря тратить. Игорю вот втемяшилось в голову: домой, и все тут. Ну да никто и не возражал. Подсобник, не бригадир. Даже если к началу не успеет вернуться, не велика беда. Морозов добрался до Хельсинки, там сел на паром и первым делом забурился в кабак, на верхнюю палубу. Пил Jack Daniel's, шиковал.
При воспоминании о выпивке кишки снова скрутило. На этот раз Игорь сдержался.
Он с трудом отполз в сторону, стукнулся головой о какой-то хлам па полу. В темноте захрустело. Сквозь гул в ушах Игорь слышал чьи- то голоса, крики, кажется, плач, но все это доносилось издалека, будто бы через вату. Голова гудела.
«Что они там мне намешали? — Он привалился спиной к стене, протер глаза. Поднимая руку, зацепился за гвоздь. Жилетка легко треснула и разъехалась по шву в подмышке. — Почему темно?»
Он хорошо помнил, как пил, как палуба стала крениться больше обычного. В тот момент Игорь направился в туалет. Со второй попытки попал в кабинку. С третьей попал в унитаз. А потом… Потом закрыл глаза. Открыл глаза. И оказался тут. В темноте, на холодном полу.
— Э-э-эй! — позвал Игорь.
Получилось негромко, голос был хриплый, сухой. Очень хотелось пить.
Словно в ответ издалека снова донеслись неясные голоса. Кто-то кричал. Кажется, плакала женщина.
Вопли, стоны, громыхание.
— Что происходит? — крикнул Игорь. Голова отозвалась такой болью, что некоторое время он ничего не соображал.
Но постепенно дурнота начала отступать. Глаза привыкли к темноте. Игорь обнаружил, что через отверстие в потолке проникает тусклый свет.
Весь пол был завален каким-то сухим хламом, трухой, кусками пластика. Знакомый до боли по стройкам гипсокартон разбух, покрылся густой плесенью и от любого прикосновения вываливался ломкими грязными кусками.
«Где я?»
В голове плясали сцены из фильма «Пила». Сейчас загорится экран, и страшная харя скажет что-нибудь жуткое… Абсурдный домысел подпитывала темнота, черные потеки на стенах и, главное, то, что он совершенно не помнил, как здесь очутился.
Не падал, головой не бился. Пил, конечно, но не столько же…
Никакой экран не загорался. Страх и оцепенение начали потихоньку проходить.
На всякий случай Игорь ощупал себя, но никаких наручников, ошейников, механизмов не обнаружил. Из одежды на нем осталась только сетчатая майка из синтетики и ветхие, расползающиеся штаны. Любимая кожаная жилетка с множеством карманов была еще ничего, но нитки сгнили, и швы местами разъехались. На поясе болталась сумочка с документами. Пластиковый ремень был единственной полностью сохранившейся деталью гардероба.
Игорь с трудом открыл закисшую молнию и обнаружил, что от паспорта осталась только ламинированная часть. Зато пластиковая ID-карта, выдававшаяся в Эстонии как документ, была почти как новенькая.
Порывшись в сумочке, Игорь выудил кошелек и мобильник, покрывшийся скользкой противной плесенью.
Вот дрянь…
Морозов вытер руку об пол, но телефон выбрасывать не стал, просто отложил. Вещица ценная, да и номеров на симке столько, что и не упомнишь все. Не в блокнот же записывать, как делал покойный отец.
Из кошелька высыпались мелочью с пяток евро. Бумажные деньги слиплись в единый ком. Слава богу, их было не много, но с тридцатником пришлось расстаться. Банковские карточки Игорь аккуратно вытянул и обернул целлофановым пакетом. Зарплату педантичные европейцы переводили на счет.
— Сколько я тут провалялся? — спросил сам у себя Игорь. — Бригадир уроет, если что…
Он поднялся на ноги и обнаружил, что пол наклонен под углом, потому дверцы туалетных кабинок распахнуты и болтаются на полусгнивших петлях. Внутри кабинок черными зевами торчали унитазы.
Осторожно подойдя к двери, Игорь подергал ручку. Дверь дрогнула. На той стороне что-то заскрипело, бухнуло. Игорь дернул снова, но створка встала как влитая. Тогда он напрягся и потянул. Изогнутая ручка вдруг хрустнула и вылетела из двери.
Игорь с грохотом рухнул на пол.
— Черт!
Вскочив, Морозов принялся барабанить кулаками в заклинившую дверь.
— Люди! Помогите! Кто-нибудь! Эй!
Никто не отозвался. То ли его не было слышно, то ли помощи ждать было неоткуда.
— Да где же я?! Эй! Кто-нибудь!
На грудь навалилось тяжкое, гадкое чувство. Сдавило горло. На миг почудилось, что не хватает воздуха.
Игорь оттянул ворог майки. Ему показалось, что стены комнаты сдвигаются…
Чтобы хоть как-то успокоиться, он зажмурился и сосчитал до двадцати.
Отпустило.
«Ты же строитель, думай… — Морозов стал исследовать помещение, в котором очутился. Он прощупал стены, дверной косяк, долго пытался что-то разглядеть через дырку в потолке, но, кроме крохотного кусочка голубого неба, не увидел ничего. — Да что же это? Должен быть выход!»
Или не должен?
Игорь не знал. Дикий страх очутиться в ловушке какого-нибудь маньяка овладел им с новой силой.
Морозов заметался из угла в угол. Несколько раз оскользнулся на плесени и упал. Попробовал забраться на унитаз, но рухнул, едва не свернул шею и окончательно разодрал штаны. Увидел под потолком черное, заросшее грязной пылью вентиляционное отверстие. Когда- то, видимо, к нему вели гофрированные трубы. Теперь от фольги остались только воспоминания, а каркас ржавой пружиной свешивался с направляющих подвесного потолка.
Несмотря на то, что помещение мало походило на приличный, хотя и изрядно загаженный финнами, корабельный сортир, Морозову казалось, что он на том же пароме, на котором и был. Никуда чудесным образом не перенесся, не был украден маньяком или инопланетянами. Место было прежнее.
Но почему все вокруг такое ветхое, ржавое, хрупкое?
«Может быть, это трюм, или какой-то контейнер? Но как, как я в нем оказался?»
— Ты же строитель, строитель… — повторял Игорь, ощупывая стены.
На самом деле, строителем он не был. То есть, работал в этой области, мотаясь с объекта на объект, но никогда специально не учился. Умел многое понемногу: сооружать черновую кладку, мешать раствор, собирать деревянные конструкции под чутким руководством бригадира, класть плитку. Ну и, конечно, подай-принеси. Девяносто процентов работы на стройке — переноска тяжестей с места на место. Это могут все, но заставлять таскать ведра с раствором высокооплачиваемого каменщика — слишком расточительно. Поэтому на любой сколько-нибудь солидной стройке есть подсобник. Человек, который умеет многое, но по чуть-чуть. Таскает ведра, брусья, доски, мастерит опалубки, устанавливает «леса». Словом делает все для того, чтобы профессионал мог спокойно работать.
