Так и ехали они по скорбному пути, и расположение россыпей скелетов на широком вытоптанном и загаженном поле заставило Хотена вспомнить, как волк мечется в кольце загонщиков. Наконец, Непогод привёл их к солёному озеру, где случилось последнее побоище, и тут сыщик, чувства которого успели даже несколько притупиться, охнул: такого количества человеческих скелетов он не видел никогда. Здесь легла не одна тысяча северян! Однако чуть позже, когда подъехал поближе, он вздохнул с облегчением: в белеющих костями грудах особенно много оказалось конских костяков: это северские кони пали в множестве здесь от усталости и жажды. Следственно, несколько меньше всё-таки скопилось здесь людских трупов, чем было показалось ему.
– Хреново же мы собирались в сию поездку, Хотен, – грустно заявил князь и снял шапку с плешивой, как выяснилось, головы. – Прихватили с собою жёнку, гусли да самострельщика, а вот самого нужного здесь человека, попа, как раз и забыли.
Хотен тоже снял шапку, за ним остальные. Сыщик помолчал, потом покачал головой:
– Я догадался, что ты задумал, княже. Наверное, каждый из нас об этом же подумал. Однако нас здесь только дюжина, и пришлось бы нам трудиться не меньше месяца, чтобы похоронить всех. А мы не можем тут надолго оставаться. Я также боюсь, княже, что после того, как ты закончил бы сию работу, ты больше никогда не слагал бы песен. Поэтому давай лучше доделаем здесь нам порученное. А потом все вместе помолимся, скажем все молитвы, кои помним. Эй, Непогод! Покажи мне, в какую сторону ты отсюда бежал!
И когда рыльский дружинник, не колеблясь, показал рукой, Хотен огляделся ещё раз и призадумался. Спросил:
– А куда поехал князь Игорь Святославович, когда вас, беглецов, пытался вернуть в строй?
– Я не видел! – и добавил, отвернувшись. – Если бы увидел такое, обязательно бы вернулся. Боже мой…
– Кончай ныть, Непогод! – рявкнул сыщик. – Помнишь ли хоть, где стоял стяг Игоря Святославовича?
И вперившись взором в то место, куда показал грязный палец рыльского беглеца, попробовал Хотен вместо груды белых, в страшных бурых пятнах костей увидеть бравого князя на белом коне, в золотом шоломе и алом корзне, а за ним строй конных молодцов-дружинников – не смог и невольно всхлипнул. Ещё раз внимательно оглядел поле, прогнав туман из глаз. Теперь всё.
– Ну, мужи, – сказал. – Давайте спешимся, на коленки встанем и помолимся за души убиенных.
Смолк нестройный гомон молившихся, вразнобой читавших кто Иисусову молитву, кто Отченаш, а кто и Трисвятое, и Хотен, в последний раз перекрестившись и так и не обретя покоя в своей душе, встал с колен. Нет, недаром ему показалось, что вокруг них потемнело, будто солнце зашло за неизвестно откуда взявшуюся тучу. Их окружало кольцо половецких всадников, и, судя по тому, что он насчитал перед собою девятерых, было их не меньше сорока. Случилось то, чего он всё время опасался, однако, коль беда уже случилась, страх покинул его душу.
Он выпрямил спину, сколь было это возможно, задрал кверху бороду, ткнул пальцем в копьё с посольским значком, воткнутое в землю, и прокричал:
– Се посольство от великих князей киевских Рюрика Ростиславовича и Святослава Всеволодича к великому князю Кончаку Отраковичу!
– Вот ведь какой удача вам вываливаться! – раздался вдруг голос справа, и Хотен, повернувшись на него, увидел роскошно одетого кыпчака средних лет. – Вот ведь я и быть то самая конязь Кончак.
– А я посол от великих князей боярин киевский и палатин угорский Хотен Незамайкович, – подумав мгновение, решил Хотен не называть вторым послом Словишу Бояновича. Он много слышал о Кончаке, да и сейчас не показался хан ему таким, которому можно безопасно скормить любую ложь. – Так править ли мне посольство, великий княже?
Кончак отвечал ему по-русски же, сыпал словами быстро, неправильно, но вполне понятно. Хан заявил, что ему подозрительно посольство, вооруженное до зубов, кое едет ночами, а днем прячется, будто на самом деле у него скверные намеренья, а вовсе не посольские дела на уме.
– Помилуй, великий князь, – отвечал Хотен, давно подготовивший ответ на подобные вопросы, – как можно было нам, идучи в твой улус, не беречься? Время военное, мир не заключался, в Половецкой степи много диких половцев из других краев, а что такие нападали и на послов, случаи бывали.
Хан переспросил, как имя посла. Котян? Гостил он у конязя Башкорда, так там спел ему гудец песню про урус-батыра Котяна, который разыскал в огромном, как степь, Киеве белого арабского коня Аль-арслана, украденного у Башкорда, а того коня отбивая, уложил тысячу киевских разбойников. Поехал батыр Котян послом от великого урус-конязя возвращать Башкорду украденного коня, а на него бесчестно напал злой коняз Белдуз, за что и поплатился жизнью со всею своею дружиной… Не ты ли, спросил, тот Котян?
– Да, про меня это было спето, – весьма польщённый, поклонился Хотен. – Вот только приврал тот гудец немилосердно. Что старый коняз Башкорд на войну ездил, ведомо мне, а вот здорова ли супруга Башкордова, княгиня Звенислава Всеволодовна? Здорова ли княгиня в свои почтенные лета, того он, Кончак, не ведает, зато набелена и нарумянена, словно молодая. Они со стариком до сих пор лаются, однако княгиня остаётся его старшей женой… Айда теперь, посол Котян, править свое посольство.
– «От великих князей киевских Рюрика Ростиславовича и Святослава Всеволодича к великому князю Кончаку Отраковичу. Скажи нам настоящую цену выкупа за Игоря Святославовича. И поведай, где и у кого пребывают Всеволод Святославович, Владимир и Святослав, и какой выкуп вправду, а не бахвалясь, хотят за каждого князя». Вот.
Хитро усмехнувшись, заявил Кончак, что великим князьям, очевидно, остался неизвестным побег Игоря Святославовича. О каком же выкупе теперь может идти речь? Всеволод Буй Тур у Кзы, к нему и следует обращаться. Конязь Святослав помер, был он в полоне у мурзы Алтына, а теперь тот вернулся в свое кочевье у реки Итиль. Кости же Святослава родичи могут забрать бесплатно, ибо лежат они в его, Кончака, улусе. А молодой Владимир у меня, перекупил я его, выкупу за него не нужно, а вот свадебные подарки понадобятся.
Хотен помедлил, запоминая. Потом поклонился:
– Все твои слова будут переданы в точности, великий хан. А теперь, поскольку посольство завершено, не будет ли послу дозволено удалиться? У нас впереди долгий, тяжелый путь.
Опять скривил в усмешке свое желтое лицо Кончак. Разве может быть тяжким путь по душистой степи и мимо тенистых дубрав? К тому же он, Кончак, как только ему дозорные донесли о том, что малая дружина урусов с посольским значком устроила дневку в Лисичей балке, сразу решил поехать навстречу. Думает он, что великие князья киевские поручили послу Котяну заодно осмотреть место недавнего побоища, вот и сам он с удовольствием посетил это славное место. Он приглашает посла Котяна выехать за пределы негодной для пастбища земли и там, на вольном воздухе, побеседовать.
Делать было нечего Хотену, пришлось согласиться, и два отряда поехали дальше вместе. Действительно, вскоре сумел он вздохнуть полной грудью, а когда увидел у зелёной, не объеденой конями березовой рощицы, расписную вежу на колесах, а перед нею расстеленный бухарский, должно быть, ковер, у него гора с плеч свалилась: речь, очень на то похоже, действительно шла о мирной беседе.
