Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Представление о том, что некоторые клетки способны пресекать иммунный ответ, было противоречивым с самого начала. Особенно головоломной оказалась находка Гершона, состоявшая в том, что эту работу выполняют Т-клетки, а о них уже было хорошо известно, что они как раз усиливают иммунный ответ. Гершон предположил, что должны быть некоторые Т-клетки, ведущие себя не так, как обычные, и назвал их Т-супрессорами[593], то есть такими, которые подавляют иммунный ответ, а не содействуют ему[594]. Через десять лет эксперимент Сакагути помог подтвердить мысль Гершона — и расширить ее, — показав, что регуляторные иммунные клетки могут быть особенно важны в предотвращении аутоиммунных заболеваний. Но Сакагути воздержался от употребления Гершонова названия этих клеток — Т-супрессоры. Он именовал их аутоиммунно-предотвращающими клетками, поскольку не был уверен, что клетки, с которыми работал, — в точности те же, какие описал Гершон[595]. Эти двое ученых могли бы встретиться и потолковать, но, увы, этого не случилось. Вскоре после публикации результатов Сакагути Гершон мог бы радоваться вершине своей научной карьеры, но жизнь его оборвалась из-за рака легких. Он умер в пятьдесят лет, когда его дочери Александре был годик[596].
В некрологе Гершона в «Нью-Йорк Таймз» его открытие другой стороны иммунной системы сравнили со взглядом на темную сторону Луны[597]. Гершона, Сакагути и других некоторое время восславляли, поскольку мысль о том, что иммунной системе необходимо нечто, останавливающее ее деятельность, была наделена мощной логикой[598]. Однако труды этих ученых не сочли исчерпывающими, поскольку их наблюдения можно было объяснить и иначе. Эксперимент Сакагути, например, можно истолковать так: перемены в иммунной системе, вызванные хирургическим удалением вилочковой железы, могли, скажем, позволить процветать какому-нибудь вирусу[599]. Если симптомы связаны не с аутоиммунным заболеванием, а с вирусом, тогда неудивительно, что введение Т-клеток здоровой мыши помогло пресечь болезнь — эти Т-клетки управились с инфекцией. Сакагути не сомневался, что этого не происходит, но формально исключить такую возможность не мог[600].
Главное препятствие, не позволявшее разделаться с подобными вопросами, — неспособность ученых отделить Т-супрессоры от обычных клеток. Доступные тогда методы были попросту слишком грубы. Вспомним, как открытие дендритных клеток, о котором шла речь в главе 2, приняли повсеместно лишь после того, как эти клетки удалось выделить, а затем доказать, что их свойства выходят за пределы свойств любых других иммунных клеток. Не имея возможности выявить и выделить Т-супрессоры, трудно доказать их существование, не говоря уже о том, чтобы понять, как они действуют. Но строить догадки ученые не перестали.
Были предложены всевозможные соображения, как действуют Т-супрессоры — как различные типы Т-клеток взаимодействуют между собой или как антитела способны слипаться друг с другом. Оглядываясь на этот период исследования — с середины 1970-х до середины 1980-х, — можно сказать, что он был подобен темному Средневековью изучения иммунной системы, поскольку путаных соображений имелось в изобилии, а инструментов, чтобы возиться с генами и белками, нужными для проверки этих соображений, не было. Ученые городили теории, как карточные домики. Возникли новые слова — идиотипы, эпитоп, паратопы, — которыми ныне никто не пользуется. Разобраться в статьях, написанных в Темные времена, трудно. Знаменито замечание Л. П. Хартли: «Прошлое — чужеземная страна: все у них там по-другому»[601].
Наконец, новые методы позволили работать с большей точностью — и Т-супрессоры попали в водоворот последовавших гипотез. Одна особенно несуразная история произошла в 1983 году, когда оказалось, что участок генома, который считали ответственным за управление работой Т-супрессоров, не располагает таким геном[602]. Вера в Т-супрессоры рухнула. Лаборатории, по уши занятые исследованием этих клеток, с трудом продолжали находить финансирование[603]. «Супрессор» стало ругательством, а сама тема — равнозначной с дурной наукой и перетолковыванием малых объемов данных[604]. «Никакая другая область иммунологии не заслуживает меньшего почтения, чем Т-супрессоры», — писали ученые в 1992 году[605].
Все это лишь добавляет величия достижению маленькой общины исследователей, продолжавших эту работу. Я как-то раз спросил у Сакагути, что его питало, где он брал эту внутреннюю уверенность? Он ответил невозмутимо, что у него не было уверенности, будто клетки, которые он исследовал, — те самые, которые все называют Т-супрессорами. Многие характеристики, приписываемые Т-супрессорам, не совпадали со свойствами тех, которые он изучал у себя в лаборатории, а это означало, что история с отсутствующим геном его не обескуражила. Уверенность Сакагути не происходила из его самомнения, эго или от успокаивавшего наставника — ее поддерживали данные, которые он получил в лаборатории.
Повторюсь: дело сдвинулось благодаря новым технологиям — как это вообще часто бывает. Возникли инструменты, способные помечать разные Т-клетки с гораздо большей точностью, — в соответствии с тем, какие молекулы были у них на поверхности. Когда новая технологи отворяет дверь, зачастую далеко не одна лаборатория обнаруживает, что́ там, на темной стороне, — и происходит это одновременно. В нашем случае новые методы привели к важному эксперименту, состоявшемуся в 1993 году у двух научных групп независимо друг от друга.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
