Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
– Ты хочешь сказать, что нужно посмотреть назад? – Борисов произнес это неуверенно, все еще до конца не проникнувшись мыслью Железнова.
– Андрюха, ты – гений! Совершенно правильно. Мировой валютный рынок электронной торговли существует десятки лет! И все это время рынок выкидывал коленце за коленцем, в различной их комбинации, форме и хронологии, которым потом крепкие задним умом «аналитики» давали объяснения, утверждая, что «этого в данной ситуации и следовало ожидать». Но это всё – после. А если спросить любого такого «аналитика», каков его прогноз по движению пары евро/доллар на ближайший месяц, он ответит тебе, что существует всего два варианта: либо вверх, либо вниз.
Борисов рассмеялся.
– Хорошо, что графика валютного рынка развернута в плоскости, – продолжил Железнов. – Если бы это был объем, то их бестолковость увеличилась бы пропорционально количеству измерений.
– Ну, конечно же! Скачать всю поведенческую историю движения рынка за последние лет десять минимум, а лучше – за двадцать и прогнать все наши модели через весь массив информации обо всех «коленцах» за всю историю существования рынка. И если хотя бы часть из них пройдет это испытание полностью, то именно их мы и будем двигать дальше в современную действительность рынка. Даа… – задумчиво протянул Борисов. – Курица не дура! Мечет яйца, а не икру!
– Да не, все нормально. Важно найти, где эта информация хранится, а там уж… Сделаем, – уверенно завершил свою мысль Борисов.
*** (5)(2) Маша
Где-то в Новой Зеландии. Гористое побережье. Лагуна
Через три месяца и 10 дней после точки отсчета. Суббота. 15.47 по местному времени
– Ой, мама, смотри, – Елена указала рукой в сторону океана, – на горизонте появились тучи. Опять шторм будет?
Маша сама, как только поднялась на смотровую площадку, сразу же обратила внимание на темное пятнышко на горизонте.
– Да, Леночка, скорее всего, будет, но ближе к ночи, часа через три-четыре, – Мария Николаевна взяла из рук тринадцатилетней дочери томик Есенина, положила его на широкие перила смотровой площадки. – Ну, что у нас сегодня?
– Сегодня – «Я помню, любимая, помню», – отвечая на вопрошающий взгляд матери, Елена продолжила. – Стихотворение написано в 1925 году.
– Хорошо. Это, насколько я помню, одно из семи стихотворений из цикла «Любовь хулигана». Я слушаю тебя, – Маша развернулась лицом к океану, вполоборота к дочери. Как-то так уж получилось, что Маша слушала стихи одного из самых «русских» поэтов на берегу южной части Тихого океана, находясь в безумной дали от России и от всего того, что было близко и дорого поэту.
Сегодня океан был темно-синий, слегка раздраженный, как определила для себя Маша – волны выше обычного, со срывающимися гребешками пены. Злым он станет к ночи, когда грянет буря.
Слушая дочь, Маша не подсматривала в лежащий на перилах томик. Это стихотворение она знала.
Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.
Впрочем, и дочь, несмотря на свой еще незначительный возраст, была человеком сознательным и ответственным: каждый день она поднималась с ней, с мамой, на эту смотровую площадку, расположенную на самой высокой скале побережья, выдвинутой далеко в океан, чтобы прочитать ей очередное новое выученное стихотворение Сергея Есенина.
Новая традиция – учить одно стихотворение Есенина в день сложилась после того, как Маша рассказала ей, что один из наиболее эффективных способов развития зрительной памяти – это учить стихи. В свою очередь, необходимость в хорошей зрительной памяти возникла вследствие того, что Елена уже второй год с недетской решимостью изучала китайский язык, состоящий, как известно, из бесчисленного количества иероглифов, в принципе, систематизированных, но отличающихся друг от друга, на непросвещенный взгляд, незначительными графическими деталями. В частности, для того, чтобы свободно читать китайскую газету, нужно знать не менее 3 000 иероглифов. А для совершенного знания языка – около 8 000 иероглифов.
И когда у дочери наступил некий момент насыщения – она не могла запомнить новые иероглифы и начинала путаться в старых, Маша сразу же вспомнила и рассказала дочери одну реальную жизненную историю о том, что она знает одного человека, который за счет того, что в течение трех лет каждый день выучивал по одному новому стихотворению Сергея Есенина, добился совершенства в развитии своей зрительной памяти. Апофеозом подобного подхода явилось то, что этот человек мог, совершенно не напрягаясь, запоминать абсолютно несуразные для него вещи. В частности, для того чтобы сдавать экзамены по высшей математике в течение четырех семестров в институте, в которой он ничего (!) не понимал, ему нужно было лишь дважды просто прочитать девяносто страниц конспекта, убористо испещренного формулами и доказательствами теорем. На экзаменах он доводил преподавателей до истерики – ну не может (!) человек, абсолютно не списывая (экспериментально подтверждено неоднократно), на чистом листочке рисовать любые формулы и доказательства, как выяснилось, совершенно ничего (!) не понимая в них, так как не мог решить ни одного (!) простейшего дифференциального уравнения, не рассмотренного на лекциях. Но, как оказалось, может! Человек может многое, в том числе довести свою память до уровня фотоаппарата.
Рассказывая эту историю дочери, Маша немного лукавила. Нет, история действительно имела место, и был реальный человек, доведший свою зрительную память до такого уровня совершенства. Лукавство состояло в том, что эту историю ей рассказал Железнов – это у него в училище был товарищ, который любил стихи и ничего не понимал в математике. Маша знала, что Железнов ей никогда (!) не врал, и поэтому, ни секунды не сомневаясь в достоверности данного случая, рассказала эту историю дочери, выдав ее за свою. «Железнов… опять он незримо помог мне, сам не ведая об этом». Дочь загорелась этой идеей, и теперь они каждый день поднимались по вырубленным в скалах ступенькам на «свою» смотровую площадку для того, чтобы сделать еще один маленький шажок к совершенствованию памяти, для того чтобы вдвоем полюбоваться бескрайним океаном и, читая стихи Есенина, вспомнить о Родине, такой далекой…
Маша по интонациям дочери видела, что это стихотворение еще рановато для ее восприятия – она не все понимает, но, тем не менее, дочь дочитала его до конца:
И сердце, остыть не готовясь,
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть,
С другой вспоминает тебя.
– Грустное стихотворение, – резюмировала Елена. – Мама, это про несчастную любовь?
– Об этом знает только автор, – Маша притянула дочь к себе, поцеловала в висок. – Говорят, что оно было посвящено актрисе Августе Миклашевской.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
