С праздником, детки! И праздник большой Выдался ныне: назначен к Святой[88] Чудный начальник, из царского рода. Он понимает и горе народа, Дорог ему и последний солдат, Он и отец, и начальник, и брат.
Константин Константинович 15 марта (15 — любимое число!) впервые прибыл в здание Главного управления военно-учебных заведений (Кадетская линия, 3-й подъезд от Невы). Ему представили служащих. Генералам, полковникам и подполковникам он подавал руку, остальным кивал. Закончив первое знакомство, великий князь заехал к государю, чтобы узнать: на «ты» или на «вы» ему обращаться к военным воспитанникам. Поразмыслив, Николай II решил: на «ты» к кадетам и на «вы» к юнкерам и пажам.
На многие годы с этих пор любимым занятием Константина Константиновича стали разъезды по России с целью инспекции военно-учебных заведений.
«Не могу не шутить с этой молодежью, кого по голове поглажу, кому запущу палец за воротник, похлопаю по плечу, возьму за нос и т. д.» (20 марта 1900 г.).
«Младшаярота при мне после обеда играла. Шум как в сумасшедшем доме. Милые дети!» (18 апреля 1900 г.).
«Моя бы воля, я бы все время свое отдавал исключительно кадетским корпусам и военным училищам. Как, бывало, командуя ротой, я не знал большего удовольствия, как оставаться среди своих солдат по возможности без офицеров, так теперь меня тянет в среду юнкеров и кадет, причем начальство мне мешает, и хотелось бы оставаться в кругу этой молодежи без посторонних свидетелей» (1 сентября 1900 г.).
«Везде замечаю, что особенно льнут ко мне самые дурные мальчики, или, вернее, дурно аттестованные (эти аттестации, думается мне, не всегда совпадают с действительностью)» (7 октября 1900 г.).
О встречах великого князя с военной молодежью осталось сотни воспоминаний и легенд, кадеты и юнкера хранили его визитные карточки как драгоценную реликвию, в память о его посещении их учебных заведений сочиняли стихи и рисовали картины.
Служивший в течение нескольких лет директором Пажеского корпуса Н. А. Епанчин, сказавший много нелицеприятного о Константине Константиновиче в своих эмигрантских воспоминаниях, утверждал, что, встречаясь с военной молодежью, великий князь подлаживался под нее, внушал воспитанникам, что он всецело на их стороне, чем колебал авторитет начальников корпусов и училищ.
Отчасти Епанчин прав. Но ведь и Спаситель колеблет полицейские порядки?.. Надо понять и оторванных от семьи мальчишек, которые нуждались в идеальном высоком покровителе: царского рода, стройном, красивом, ласковом, общительном, искреннем.
Вот несколько незатейливых сценок из встреч великого князя с будущими офицерами.
* * *
Воспитанники Орловского кадетского корпуса уговаривали великого князя остаться у них еще на день.
— Не могу, еще надо побывать в трех городах, а дома меня ждут дети.
— Но мы же тоже ваши дети, — возразил один из кадет.
Великий князь гулял по Стрельне и заметил кадета с черными погонами и зеленым кушаком. Решив, что он из его любимого Псковского корпуса, Константин Константинович позвал мальчика. Когда он подошел, великий князь понял, что ошибся: на погонах выделялись буквы «ЯК» — Ярославский корпус.
— Кадет, как тебя зовут?
— Шлиппенбах, ваше высочество!
— О!.. Скажи, откуда это: «Сдается пылкий Шлиппенбах»?
— Из «Полтавы» Пушкина, ваше высочество!
— А ты будешь сдаваться?
— Никак нет! — последовал пылкий ответ.
* * *
В Сумском кадетской корпусе великий князь услышал, что фамилия одного невысокого воспитанника Шеншин. Он подозвал его, поставил на стул, чтоб быть одного с ним росту, и спросил:
— А твои папа и мама не родственники поэту Фету? У него такая же фамилия.
Шеншин вдруг заплакал.
— Он всегда плачет, когда вспоминает родителей, — объяснили другие кадеты. — Скучает шибко по ним.
Великий князь смутился и постарался развеселить мальчика.
Шеншин в конце концов рассмеялся, а слезы продолжали течь, и Константин Константинович утирал их своими перчатками.
* * *
В Воронежском корпусе обеденное место великого князя по традиции всегда было за первым столом первой роты, где сидели самые высокие кадеты. Константин Константинович обычно вступал с ними в непринужденную дружественную беседу.
— Ты, Арнольд, по-грузински говоришь? — обратился он к красавцу князю Микеладзе.
— Говорю, ваше высочество.
— Молодец! А то теперь есть грузины, не знающие родного языка… А я, брат, знаю, что ты из Кулашей.
— Откуда же вам известно, ваше высочество? — изумился Микеладзе.
— Вот знаю! — добродушно рассмеялся великий князь. — От старого князя Давида Микеладзе. Он тебе кем приходится?
— Дедом двоюродным.
— Он мне и сказал, что кроме Кулашей нигде нет и не было Микеладзе, а кроме Микеладзе, никого нет в Кулашах. Вот тебе и весь фокус-покус.
Кадет по фамилии Середа «за тихие успехи и громкое поведение» был исключен из Полтавского, а потом Воронежского корпусов. Тогда он отправился в Павловск, во дворец великого князя. Швейцар его не пустил. Середа обошел здание по парку, влез на дерево, увидел, что Константин Константинович сидит в своем кабинете у раскрытого окна и, недолго думая, влез в окно. Великий князь узнал мальчика.
— Середа, что ты тут делаешь?
— В-в-ваше и-и-императорское в-в-высочество, — сильно заикаясь, отвечал Середа, — оп-пять выперли.
— Так… Что же ты теперь думаешь делать?
— В-в-ваше и-и-императорское в-в-высочество, д-д-думайте в-в-вы!
