— Сколько понадобится времени, чтобы вернуться сюда? Весь вопрос заключается в этом!
— Индейцы неутомимые ходоки, — ответил Альваро.
— Но ведь у нас совсем мало припасов. Не знаю, хватит ли даже на завтрак?
— Оставим часть на обед.
— А завтра?
— Будем смотреть на солнце. А ты слезь и посмотри, что у тебя есть в кладовой.
— Ах! Если б я знал, что мы будем в осаде, то я бы постарался экономить!
— Позднее раскаяние, мой бедный Гарсиа. Спускайся же скорее, а я тем временем буду наблюдать за этими негодяями, которые желают полакомиться нашим мясом!
Гарсиа слез вниз. Он пробыл в хижине очень недолго и скоро вернулся на крышу, но лицо его было мрачнее тучи.
— Ну что, мальчуган? — спросил Альваро.
— Плохи дела, сеньор. Запасы наши очень скудны.
— Ты все-таки нашел что-нибудь?
— Три маниоковые лепешки и два клубня.
— А клубни большие?
— Величиной с голову ребенка.
— Что ж, нам этого хватит на три раза… А, это Япи! Откуда он появился? Я думал, что он бежал вместе с Диасом и Курурупебо.
Япи показался на пороге одного карбета, стоящего как раз против карбета пленников.
У него был печальный вид, и глаза были полны слез. Он сделал украдкой какие-то знаки осажденным и скрылся внутри карбета.
— Я рад был увидеть его! — воскликнул Альваро.
— Но он ничего не сможет сделать для нас, сеньор. Если бы он попытался нас спасти, то его бы немедленно убили и съели без малейшего колебания, хотя племя и усыновило его.
— Кто знает! — сказал Альваро. — Э-э… Индейцы что-то затевают… Круг, окружавший карбет, вдруг разомкнулся, и часть воинов вошла в огромный карбет, самый большой в деревне. Альваро видел уже раньше, что оттуда выходили вождь и его свита. Он узнал вождя по диадеме из перьев попугая.
— Устраивают совещание, — заметил он. — Скоро узнаем какие-нибудь новости.
— Пожалуй, они постановят, что надо на нас напасть.
— Очень возможно, что они попытаются взять нас приступом.
— Предупредите их, сеньор.
— Да. Я выстрелю в карбет, — сказал Альваро. — Когда они лучше познакомятся с могуществом моего ружья, то, пожалуй, не посмеют атаковать нас.
Карбет, куда отправились воины и вожди, находился в конце площади, на расстоянии трехсот шагов от осажденных.
Альваро, желавший произвести впечатление на дикарей, напугать их и убедить в том, что Человек Огня непобедим и действительно обладает небесным огнем, прицелился в дверь карбета и выстрелил…
Страшные крики раздались по всей деревне. Мужчины, женщины, дети выбежали из карбетов и бросились как безумные к ограде, как будто центральная часть деревни должна была взлететь на воздух.
В карбете, где происходило совещание, поднялась невообразимая сумятица. Все дикари точно превратились в хищных зверей; они рычали, как ягуары, и выли, как волки.
«Убил я кого-то, что ли?» — подумал Альваро, торопливо заряжая ружье.
Человек двенадцать воинов выбежали из карбета, громко крича:
— Карамура! Карамура! Парагвацу!
Они находились в состоянии сильнейшего возбуждения, кружились как безумные, ударяя дубинами о землю, прыгали, как тигры, и царапали себе до крови щеки, продолжая кричать:
— Карамура! Карамура! Парагвацу!
— Что это за штука, парагвацу? — проговорил с недоумением Альваро.
— Я уже слышал это слово, — сказал Гарсиа. — Они повторяли его, когда вели меня сюда. Должно быть, это какое-нибудь заклинание.
Из карбета вышли другие воины, которые несли на своих дубинах, сложенных в виде носилок, какого-то человека, не подававшего никаких признаков жизни. Голова у него была украшена диадемой из перьев попугая.
— Должно быть, я убил какого-нибудь вождя, — сказал Альваро. Воины положили на землю труп, потом начали исполнять вокруг него какой-то демонический танец, рыча, как дикие звери.
Они делали огромные прыжки, яростно стучали своими дубинами, свистели в дудки, сделанные из человеческих берцовых костей, и с угрожающими жестами протягивали кулаки к Альваро.
Число воинов на площади все увеличивалось. Пришли еще воины из соседних карбетов. Все были вооружены дубинами, граватанами, огромными луками, почти в два метра длиной, и каменными топорами.
Вдруг воздух пронизала туча стрел. Из луков и граватан стрелы направлялись на крышу тюрьмы, в стены и в горшки, баррикадировавшие вход. Они вылетали одна за другой с изумительной быстротой, и в воздухе стояли непрерывный свист и жужжание.
— Они идут на приступ, — сказал Альваро, ложась на крыше, чтобы не служить мишенью для стрел. Его примеру последовал Гарсиа.
Но стрелы их не достигали, так как дикари из предосторожности не подходили близко. Страх все еще сдерживал их, хотя число воинов уже удвоилось. На площади находилось по крайней мере четыреста человек, и плохо пришлось бы осажденным, если бы все эти воины бросились на приступ карбета!
Альваро ничего не мог бы сделать против них, имея только одно ружье, так как после каждого выстрела нужно было время, чтобы зарядить его.
— Если бы у меня было еще и твое ружье, Гарсиа! — проговорил он с тоской.
Этот град стрел, сыпавшийся на карбет, продолжался несколько минут. Он сопровождался оглушительным гамом, так как дикари, для возбуждения собственного мужества, не переставали орать во все горло и стучать дубинами одна о другую. Затем несколько воинов, из наиболее храбрых, отделились от остальной массы и направились к входу в карбет.
— Сеньор Альваро, — прошептал Гарсиа, начинавший тревожиться, — они идут, чтобы разрушить горшки, заграждающие вход.
— Увидим, — отвечал Альваро, вскакивая на ноги.
Один из вождей шел во главе этого маленького отряда, вертя в руках свою дубину с головокружительной быстротой.
— Попробую прострелить ему руки, — пробормотал Альваро. — Если мне удастся, то они проникнутся уверенностью, что ничто не может противостоять Человеку Огня.
Он стал на колени, опершись локтем левой руки на одно колено, и внимательно прицелился.
Вождь перестал вращать дубиной, но поднял ее вверх и держал, точно знамя.
Раздался выстрел. Дубина, рассеченная пополам, упала на голову дикаря, склонившегося от удара.
Невозможно описать впечатление, которое произвел на дикарей этот необычайно меткий выстрел, который сделал бы честь самому искусному стрелку в Европе!
Крики и шум моментально прекратились, как будто страх парализовал всех. Но затем оцепенение, охватившее дикарей, перешло в неописуемый панический ужас.
