Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Осуждения Курицына и его модели государственного устройства начались уже после проведения Синода в 1504 году, приговорившего всех еретиков к костру или тюрьме.
Кончину Фёдора Курицына окружает тайна. Я.С. Лурье задавался вопросом о том, куда он исчез после 1501 года, и заключил, что за его прошлые заслуги великий князь мог позволить ему удалиться в монастырь в глуши, чтобы избежать кары как еретику. Это предположение подтверждается хотя бы потому, что этот человек не фигурировал во время Синода 1504 года. Тем не менее в своих исследованиях профессор Франк Кампфер предположил, что Курицын мог удалиться в Псковский монастырь на польско-литовской границе[84].
Несмотря на то что «Сказание о воеводе Дракуле» никогда не публиковалось, в России оно было широко известно: в период с 1490 года по конец XVIII века появилось двадцать две рукописные копии. Рассказ входил в сборники вместе с популярными произведениями: «Романом об Александре Великом», историческими рассказами, апокрифическими легендами Ветхого и Нового Завета. Некоторые эпизоды даже приписывались Ивану Грозному: это, определённо, доказательство популярности «Сказания», а также символ перехода исторического персонажа и реальных фактов в разряд мифических. Имена собственные и хронология просто исчезли, эпизоды получили названия — «о женщинах», «о монахах», а главный герой сводится всего лишь к образу злодея: «валашский воевода с греческим профилем», иногда даже «греческий воевода». Короче говоря, как и в немецких рассказах, он стал источником вдохновения для тиранов.
Лаоник Халкокондил
Истории, касающиеся Дракулы, перешли за пределы Дуная ещё при его жизни: их разнесли торговцы, монахи и солдаты. Но имя его получило настоящую славу после 1462 года, после противостояния с султаном Мехмедом II. Рассказ английского путешественника Вильяма Вэя, который на берегах Роды узнал о войне в Валахии, пересказ веницианца Доминика Бальби и связь слухов с отступлением султана показывают, насколько силён был на самом деле страх султана перед валашским князем. Кроме того, разнообразие рассказов о кампании Мехмеда II в Валахии в исторических поствизантийских и турецких рассказах ещё раз доказывает интерес балканского народа к нашему герою. Помимо всего прочего, речь шла о кампании, возглавляемой лично султаном, шедшим во главе самой большой армии, когда-либо собиравшейся в поход на Константинополь.
И лишь один автор потрудился записать этот рассказ подробно, со многими деталями поведения Дракулы, а также поразмыслить о целях, которые преследовал Дракула, и средствах, им используемых.
Выше мы видели, как двор Матиаша Корвина и Фёдор Курицын интерпретировали личность и действия Дракулы: как политическое орудие (в первом случае) или как попытку поддержать идеологические и религиозные цели (во втором случае). Аналогичный ход мыслей был у Лао ника Халкокондила (1423 или 1430 — после 1470), автора чрезвычайно важного произведения «Apodeixis istorion» (на латинском «Historiarum demonstrationes» — «Исторические рассказы»).
О жизни этого историка мы знаем очень мало: сын знатного афинянина, был родственником жены герцога Афинского и Тебского Антонио Аккиаджоли (1405–1435). Когда последний умер, Лаоник покинул свой родной город и вместе с семьёй устроился в Мистре, при дворе последних деспотов, императоров Палеологов, где он и прожил более двадцати лет. После завоевания Афин турками в 1458 году он вернулся туда. Дальше его следы теряются; правда, его последний издатель Е. Дарко предполагал, что Халкокондил провёл оставшуюся жизнь (до 1487–1490 годов) на Крите. В. Греку доказал, что Халкокондил, резко завершивший свой рассказ о событиях 1463 года, умер или прекратил писать по тем или иным причинам к 1470 году.
Его произведение в двух книгах описывает упадок Византии и взлёт оттоманской власти между 1298 и 1463 годами. Он начинает абсолютно новую линию в византийской и поствизантийской историографии, но оставляет своё произведение незавершённым. Анахронизмы, аллюзии тех событий, которых нет в тексте, иногда изложены отрывочно и смутно — всё это не нравилось издателям и создавало сложности переводчикам. Тем не менее ценность произведения не ограничивается лишь имитацией стиля Фукидида, напыщенного, смутного и витиеватого, со сложными рассуждениями в духе Античности. Основное его достоинство в прояснении отношения к туркам, которые перестали играть роль древних варваров, но воспринимались им как основатели империи. Его произведения отличают обширность и многосторонность информации: Халкокондил использует не только византийские источники, но прибегает и к турецким, и западным, где черпал новые знания о современной ему истории. Его суждения об Испании, Франции и Англии (история Карла Великого и битва при Ронсево, Столетняя война и история Жанны д'Арк), Германии, России, Румынии, а также жителей прибрежных районов Чёрного моря вызывали большое любопытство. Рассказ Халкокондила прежде всего важен доказательствами — прямыми и косвенными — событий, свидетелем которых он был.
Будучи порядочным историком, афинянин достоверно указывает свои источники, даже если сведения получены устно. Это говорит о том, что он много путешествовал, был в Морее после турецкого завоевания 1458 года, имел важные знакомства в Константинополе. Его долгое пребывание в Мистре и Афинах лишь частично объясняет знание фактов, о которых он рассказывает: падение Константинополя, потом Афин и Морей под напором войск Мехмеда II и, как следствие, смешение народов. Многие аристократы бежали на запад, как, например, его кузен Деметр Халкокондил, обосновавшийся в Италии, в Риме, а потом в Падуе, другие же попали в рабство (как историк Георгий Францес) или были вынуждены принять ислам, чтобы сохранить свою жизнь.
Халкокондил же сам, скорее всего, сохранил некоторую свободу передвижений и завёл необходимые знакомства среди новых властителей. Это подтверждалось доказательствами «из первых рук» от Теодора Кантакузена (1450–1511), автора важного трактата о турках, дипломата Мехмеда II. В своём произведении, изданном в XVI веке несколько раз, одно из изданий было на французском языке («Происхождение Великого Турка, правящего сейчас»), Кантакузен утверждает, что Халкокондил был секретарём Мурада II и присутствовал при битве в Варне в 1444 году. Это свидетельство было представлено как неточное. Между тем мы предполагаем, что он скрыл суть, зная, что наш историк был там. Исследователи Халкокондила отмечали, что он был прекрасным знатоком турецких реалий, был хорошо знаком с устройством двора султана, армии и иерархии империи, более того, детально описывал праздники в Стамбуле в 1457 году, посвящённые обрезанию сына султана,— это мог знать только очевидец. Таким образом, все наблюдения доказывают, что греческий историк жил среди турок.
В окружении Махмуд-паши
Мы полагаем, что Лаоник Халкокондил при дворе султана был приставлен к персоне очень высокого ранга, скорее всего, к Махмуд-паше, великому визирю 1453–1468 и 1472–1473 годов, задушенному в 1474 году по приказу Мехмеда II. Если читать произведение Халкокондила внимательно, то заметим, что историк цитирует чаще всего именно Махмуд-пашу. Это говорит о том, какую важную роль играл он в жизни империи. Тем не менее в некоторых отрывках, касающихся великого визиря, много неясности. Исходя из подробных описаний армии визиря, организации и доходов империи, мы можем предположить, что Халкокондил имел источник в самом ближайшем окружении Махмуд-паши или… сам был лично знаком с греческим ренегатом, а возможно, сам находился в непосредственной близости от него.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
