— Не стоит так уж радоваться моему появлению, — сказал шпион, делая вид, что ничего не замечает. — Но я, собственно, пришел оказать вам помощь, защитить… У вас есть враг!
— У меня?.. Что-то не припомню, — заявил старик простодушно.
— Вы забыли о некоем Франсуа д’Этуале, который причинил столько страданий вам и вашей дочери…
— Бог с ним! Он мертв, и теперь не нам судить его.
Тираль вытаращил глаза. У Лизель вырвался долгий, странный вздох.
— Как не думал умирать? Ведь вы сами присутствовали на его похоронах! — изумленно пролепетал старик.
— Да, я был на похоронах, а он все-таки жив! Как бы там ни было, но он уже достиг Юкатанского полуострова и с минуты на минуту может обнаружить ваше убежище: надо бежать и немедленно!
— Да мы готовы хоть сейчас, — заявил Тираль и нерешительно прибавил, — но разве вы забыли о… о… кладе!..
— А, о кладе!.. Да, я действительно забыл! Я думал только о вашем спасении… Но разве так много времени нужно, чтобы его забрать?
— Нет. Я помню и о вас. Нужно захватить все. Для этого нам понадобится еще около суток.
— Господин фон Краш! Бесполезно протестовать! Я решил, что поделюсь с вами. Ведь я обязан вам более чем жизнью моей дочери!
Шпион безнадежно махнул рукой.
— Ну, спорить с вами мы будем потом. А сейчас — дайте мне что-нибудь поесть и немного отдохнуть, хотя сомневаюсь, чтобы у вас самих было здесь особенно уютное пристанище.
— И очень ошибаетесь! — шутливо сказал Тираль. — У меня здесь есть настоящий каменный дом. Это древний храм майя, возведенный очень давно в честь божества Па-Тунь.
XI. В древнем храме майя
Все четверо углубились в чащу леса, который по мере приближения к месту становился все гуще, как бы желая уничтожить всякий след пребывания здесь человека. Камни, обтесанные человеческой рукой, указывали путь.
Вдруг бухгалтер остановился и отодвинул завесу из лиан, которая скрывала каменную дверь, по форме напоминающую двери египетских древних построек.
— Фонарь, Лизель!
Вспыхнул слабый дрожащий свет.
— Нужно идти медленно. Пол здесь усеян обвалившимися со свода камнями.
Пройдя по узкому коридору, путники очутились в просторном зале, посреди которого возвышался прямоугольный камень.
— Вот и мой стол! — заявил старик с улыбкой. — В свое время это, вероятно, был алтарь. Ты, дорогая, приготовь нам что-нибудь поесть, а я пойду покажу нашему другу то, что мы с тобою успели сделать.
Трое мужчин через зияющее отверстие в стене прошли в соседний зал — гораздо меньший, чем тот, который они покинули, со сводом, испещренным изгибами проросших корней, похожих на огромных змей.
Но никто не стал заниматься осмотром помещения: взгляды вошедших устремились на ряд ящиков, таких же, как и тот, что несли на носилках Тираль и его дочь.
— Клад! — коротко проговорил бывший бухгалтер и открыл крышку одного из них.
У фон Краша и Мануэлито вырвался невольный крик. Груда алмазов переливалась всеми цветами радуги, отбрасывая на стену сноп трепетного сияния.
Пока Тираль запирал ящик, фон Краш, а вслед за ним и метис вернулись в первый зал.
Стол-алтарь был накрыт для ужина. Но шпион не обратил на это внимания, а пристально смотрел на Лизель, которая была так погружена в свои мысли, что не заметила возвращения гостя. Он подошел к ней и взял за руку.
Девушка вздрогнула и подняла на него глаза, в которых читалось смущение и недоверие.
— Твоя мать не отомщена, Лизель! — прошептал он ей. Эта фраза означала: милая моя, почему ты не разделалась со своим отцом?
Она сделала невольное движение.
— Почему ты колеблешься?
Лизель тихо проговорила:
— Я уверена, что он ни в чем не виноват перед моей матерью…
— Ах вот что!
Лицо шпиона при этом, однако, осталось бесстрастным. Он сумел даже улыбнуться.
— Вот и прекрасно, я очень рад… Значит, мы вернемся в цивилизованный мир втроем.
Вошел Тираль. Все сели за стол.
Между фон Крашем и стариком завязалась оживленная беседа. Тот, подзадоренный похвалами в свой адрес, вдруг заявил, что совсем близко от берега реки у него есть тайник, где спрятан еще один клад, не менее роскошный, чем первый. Немец выразил сомнение, заявив, что такого не может быть. Тираль разгорячился:
— Пойдемте, я вам покажу!
Фон Краш стал отнекиваться, но в конце концов согласился — только потому, что пожелал «сделать приятное своему другу Тиралю». Лизель, ничего не подозревавшая, сказала, что устала и не пойдет с ними.
— А я? — наивно спросил юноша.
— Ты? — повторил немец, устремив на мальчика выразительный взгляд, рекомендующий исполнять в точности то, что он услышит, — ты ступай в наш лагерь и скажи Петуничу, чтобы он явился с докладом ко мне сюда не завтра, как условлено, а не позднее чем через час.
Метис кивнул в знак повиновения. Но, когда они ушли, он, прячась за выступами скалы, некоторое время еще наблюдал за ними, а затем отправился в обратный путь.
Увидев огни лагеря, юноша ускорил шаг.
— Кто там?
— Мануэлито. С приказаниями от господина…
— Спустись пониже, Петунич сторожит англичан, — ответили ему.
Отыскав Петунича, юноша сказал ему все что следовало. Заинтересованный и озадаченный, Петунич спросил у юноши:
— Ты не знаешь, зачем я понадобился?
— Мне об этом не докладывали, — ответил тот, — но, думаю, это связано с теми двумя, что там, в пещере…
Уйдя из лагеря, Мануэлито стал быстро подниматься вверх. Ночь была очень темная, но это, по-видимому, ничуть не огорчало путника, взобравшегося наконец на самую вершину горы, кратерообразно возвышавшуюся над озером.
Мануэлито осмотрелся, прикинул, далеко ли он сейчас от подземного храма, выбрал самое высокое дерево и, как белка, вскарабкался на самую его вершину. С большой предосторожностью он наклонил к себе одну из тонких веточек, поднимавшихся прямо вверх, и привязал к ней небольшой предмет.
Мгновенно вспыхнула ярко-красная искорка, так как он попросту зажег маленький электрический фонарик. Придерживая ветку с фонариком, юноша достал записную книжку, вырвал оттуда листок, написал на нем несколько строк, прикрепил его к фонарику и выпустил ветку. Та плавно закачалась и вернулась в обычное положение.
