Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Она вскочила. Оставив корзинку, кинулась наутек; некоторое время он смотрел, как удаляется в сумерках ее тесное платьице, потом взял и догнал — в несколько прыжков.
Она упала в короткую, скошенную траву. Несколько шагов проползла на четвереньках, постанывая от ужаса, невнятно бормоча:
— Ты… пощади меня. Я… пощади. Не убивай… Что хочешь делай, только не убивай… ты… я догадалась… ты из тех, что женщин крадут… не надо мне наследства… куда ты меня вез… соврала я… Меня Вимой зовут, Вима я… не Тиар…
И она с силой рванула на груди платье:
— На, бери меня… Бери, как хочешь… не пикну… Только не убивай, ладно?..
Несколько минут Игар непонимающе смотрел не нее — а потом вспомнил. Несколько лет назад в том же Подбрюшье жутким образом казнили мужчину, который вроде бы похищал и убивал женщин, как правило, публичных; вскоре пришла весть, что другой такой же, еще свирепее, хозяйничает в Прибрежье и оставляет за собой чуть не горы изуродованных женских трупов…
Он криво усмехнулся. «Разыскивается для предания справедливому наказанию беглый послушник Игар, насильник и измыватель, расчленитель шлюх…»
Женщина заскулила. Глаза ее казались белыми от страха:
— Не убивай… Нет…
— Лгунья.
— О-о-о… не убивай… пощади…
Он поднял глаза к небу. Святая Птица…
— Живи, — сказал он, усмехнувшись недобро и криво. — Живи… шлюха.
Звезда Хота клонилась к горизонту. Возможно, она была разочарована.
* * *
Проснувшись, Илаза долго не могла сообразить, где она. К несчастью, ветки над ее головой расступались как раз настолько, чтобы можно было разглядеть склоняющуюся звезду Хота; теперь совершенно ясно было, где именно она скроется за горизонтом. Там, куда убегает ручей; там, где смыкаются зеленые стены оврага…
Илаза разом вспомнила все. Подобрала колени к подбородку; посидела, вслушиваясь в неестественную, лишенную даже цикад тишину. Безветрие… беззвучие. И темные кроны над ее головой пусты. Его нет.
Еще не веря, она поднялась. Поглядела на звезду Хота; перевела взгляд на ее смутное отражение в ручье. Подняла глаза туда, где на светлеющем небе скоро появится луна. И зальет своим светом лес, и ручей, и…
…скрюченное страшное тело где-нибудь среди стволов. Среди мощных растопыренных корней; видение было таким ясным и красочным, что Илаза зажмурилась.
Она все еще не верила. Вошла в ручей по щиколотки; обернулась к черной громаде леса:
— Эй… Есть здесь кто-нибудь?
Натужно скрипнуло дерево. Старый ствол долго не простоит — придет осень с ветрами, и…
— Эге-гей! Я здесь! Собеседник, отзовись!
Тишина.
— Или я тебя убила, — сказала Илаза шепотом, так, чтобы и самой не слышать. — Или я убила-таки…
Луна выплыла — в дымке, в кисейном ореоле; с запада наползали тучи, луна подсвечивала их рваные края, Илаза смотрела, затаив дыхание, и ей казалось, что в очертаниях ночных облаков она видит уродливую паучью тень.
— Эге-гей!!
От звонкого, пронзительного крика у нее самой заложило уши. Она взялась за голову, глядя на звезду Хота и счастливо, бессмысленно улыбаясь:
— Мама… Мамочка… Мама…
…И уже не верится, что он был. Что чудовище убивало на ее глазах, что чудовище подходило совсем близко, касалось ее собственной кожи… Вернувшись к людям, она в первую очередь потребует баню и два больших зеркала. И посмотрит, не осталось ли отметины на спине. И если что — велит прижечь каленым железом…
Нет, правда?!
Она засмеялась. Упала лицом в ручей и долго, с наслаждением пила; волосы плыли по течению, как черные водоросли. Сон. Наваждение. Сон…
— Где ты? — спросила она, вскинув голову. — Где ты, чучело, а? Где ты, а хочу знать! Ну-ка, появись!..
Ответить было некому.
Всю ночь она пробродила по лесу, как помешанная или как русалка. Запрокидывала лицо, окликала темноту над головой — и накричалась до того, что лишилась голоса. Впервые за много суток ночь была пуста; Илаза отважилась даже заглянуть в огромное, на полствола трухлявое дупло — но в дупле жил сыч. Она рассмеялась и пошла дальше; ей казалось, что вот-вот среди расступившихся деревьев найдется огромный уродливый труп. Тогда она без страха отрежет… клок волос или что там можно будет отрезать… и принесет матери, как трофей…
Под утро сгустился туман. Она стояла, разинув рот, и смотрела, как сизые, плотные струи, похожие на вспушенные кошачьи хвосты, заливают дно оврага, клубятся среди деревьев, как проснувшийся ветер силится их расшевелить — и не может. Илаза и сама уже стояла по пояс в тумане, и бедное, воспаленное, измученное бессонницей сознание подсунуло ей картину: она новобрачная… В белом платье с длинным, невыносимо длинным шлейфом, который тянется по дну оврага, обвивает стволы, застилает собой всю землю.
Она отыщет его труп позже. Когда взойдет солнце; она не уйдет отсюда, пока…
— Тебе не холодно?
Илаза все еще была в своем видении. Она не хотела возвращаться и, конечно, она ослышалась. Здесь ее некому окликать. Здесь больше никто не заговорит с ней из ветвей…
— Что ты так смотришь?
Небо сейчас обрушится, как потолок. Ветви деревьев лягут ей на плечи, вдавят в землю, будто червяка…
…Почему она поверила?! Почему обманула себя? Зачем?!
— Ты плачешь?
Она совершила усилие. Ох, как больно; по праздникам кузнецы на ярмарках соревнуются в силе, гнут стальные прутья и кидают тяжелые камни, так, что глаза вылезают из орбит. А взять себя в руки труднее, ой, труднее, чем сломать подкову…
Она улыбнулась — заболело лицо:
— Я… Туман. Красиво… А как…
Она чуть не спросила, как он себя чувствует.
— Ты не обиделась, что я так невежливо оборвал наш разговор? Тот, что ты завела о пауках, а?
Он все понял.
У нее отнялись ноги. Как во сне, когда хочется бежать, а туман путается, захлестывает колени… жгутом…
Держать улыбку! Во что бы то ни стало держать улыбку. Не показывать слабости, не выдавать страха, он ничем не докажет, единственное доказательство ее вины — ее паника…
— Нет, — кажется, голос ее звучал достаточно ровно и мило. — Вряд ли… в наших с вами отношениях уместен какой-либо этикет…
Прямо перед глазами у нее вдруг оказались его обширные, отвратительные очертания. Будто бы раньше он стеснялся либо щадил ее — а теперь не стесняется и не щадит. Хорошо хоть, что солнце не взошло еще…
— Ну почему же, — голос, кажется, раздумывал. — Этикет бывает полезен во всем… В конце концов, этикет можем установить мы сами. В широком смысле этикет; с правилами поведения и… наказаниями за неисполнение таковых. А?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
