– И этим вы занимаетесь в «Крауч карпет»?
– Этим вся отрасль занимается. Стегание произвело полную революцию в ковровом бизнесе. Когда я пришел в «Крауч карпет», все, за исключением хлопковых ковриков, конечно, ткалось. Сегодня тканые ковры практически ушли. Да, их по-прежнему делают понемногу: восемь-девять процентов продукции всей отрасли, – но все остальное стеганое.
– И все это происходило на ваших глазах? – спросил доктор Карр. – Потому вы и оставались в «Крауч карпет»?
– Ну, не сказал бы, что я не видел перспектив: просто нельзя слушать мистера Крауча весь день напролет и самому немного не загореться, – только вот, нет, не могу честно сказать, что я ясно видел то, чему предстояло произойти.
– Тогда отчего вы взялись за эту работу? – вопрос доктора прозвучал тихо, но подчеркнуто настойчиво.
Джадд принялся повторять уже сказанное им раньше про то, как хотелось выбраться из Нью-Йорка, но умолк под испытующим взглядом доктора Карра: на него будто снизошла облачная пелена еще не сложившейся мысли. Собравшись, он выговорил:
– Не меньше всего остального, полагаю, причиной был мистер Крауч.
– В каком смысле? Как личность? Человек, который лично вам нравился, тот, с кем, вы чувствовали, вам будет приятно работать?
– Нет, легкости в рабочих отношениях с ним не предвиделось, это я понимал. Тут было больше. – Джадд помолчал, стараясь выжать суть из облачных паров. – В то время я в бизнесе не очень-то разбирался, да и в большую часть того, что знал: спонсоры, которые были у меня на телевизионном шоу, клиенты, с кем я встречался в агентстве, – говоря откровенно, не слишком вникал как бизнесмен. Для меня были они шайкой людей, склонных мошенничать. Все они гнались за легкими деньгами и не особо терзались душой от того, как они им достаются. Пока я не увидел мистера Крауча. Он был первым из всех встречавшихся мне, кто сумел представить бизнес как нечто, чем можно заняться, не думая о том, как бы не замарать руки грязью.
– Он, должно быть, здорово купил вас этой работой?
Джадд покачал головой:
– Он меня не покупал – я сам продался. Нет, конечно же, он купил меня, предоставив возможность попробовать, тут и сомневаться нечего, только я по-прежнему держал пальцы скрещенными. Когда я вначале приехал, то не знал, приживусь там или нет. Но чем глубже погружался, чем больше видел, во всяком случае, никогда не жалел, что сделал такой прыжок.
– Никогда?
– А почему вам так трудно в это поверить?
– То, во что верю я, значения не имеет. Существенно только то…
– Я знаю вот что: ничто другое, чем я мог бы заняться, не доставило бы такого удовлетворения, какое я получил в «Крауч карпет».
– В каком смысле?
– Во всех смыслах.
– А-а, уверен, что в финансовом отношении все у вас обстояло прекрасно.
– Не в том дело. – Джадд повернулся к врачу и даже стал на локте приподниматься от желания поспорить, но оно тут же испарилось: понял бессмысленность препирательства. Несчетное число раз, пытаясь убедить кое-кого из своих старых нью-йоркских приятелей, что не горит желанием вернуться на Бродвей, он все никак не мог втолковать им, насколько действительно стоящей может быть жизнь в приличной фирме. И дело не в деньгах и не во всем том, что можно посчитать или измерить, это было нечто, что ты чувствовал, но никак не мог объяснить постороннему, кто не связан с бизнесом. Этого никогда не понимали даже его профессора из школы бизнеса в Колфаксе…
Джадд попытался лихорадочно припомнить собственную речь, произнесенную в прошлом году в Колфаксе, где постарался дать почувствовать этим мальчикам и девочкам из школы бизнеса, на что в самом деле похожа корпоративная жизнь, и при этом надеялся поколебать в их сознании некоторые стереотипы, внушаемые теми самыми профессорами, которые, казалось бы, должны готовить их к деловой карьере. Особо сильного впечатления он тогда не произвел (и понимал это: нельзя за час выбить из головы то, что усваивалось месяцами и месяцами), но, по крайней мере, четко обозначил несколько основательных моментов, и сейчас, ухватившись за первый, что пришел на ум, он уже начал говорить, как вдруг открылась дверь в палату.
В дверях стояла Мэри:
– Извините, что вмешиваюсь, доктор, только вас тут ждут.
Доктор Карр недовольно сдвинул брови, но покорно поднялся и произнес:
– Боюсь, что продолжить нам придется позже, мистер Уайлдер, у меня и впрямь назначено несколько встреч.
– Я вовсе не хотел вас отрывать, – сказал Джадд, в голосе которого хоть и звучало искреннее сожаление, но и оно не могло скрыть горечи от ощущения, что его покидают.
– Я вернусь, как только смогу, – пообещал доктор и вышел, закрыв за собой дверь.
Джадд снова улегся на спину, мысли его, получив заряд, продолжали витать, пока полет их не был нарушен: послышался звук открываемой двери. Он скосил глаза вправо, ожидая увидеть Мэри, но оказалось – опять доктор Карр.
– Я собирался предупредить вас, мистер Уайлдер, но как-то запамятовал. Вчера вас приезжала проведать одна женщина. Я ее не пустил и опять не пущу, если вы предпочтете с ней не видеться, она сейчас тут рядом, некая миссис Ингалз.
– Дафи? А она-то что тут делает?
– Помнится, вчера она сказала, что отвозила дочку в Корнелл. Полагаю, сейчас она домой возвращается. Если вы не захотите ее видеть…
– Да нет, нет, попросите ее зайти, – произнес Джадд. Он смирился с появлением Дафи, более того, губы сами растянулись в улыбку в предвкушении тех чувств, какие она ему всегда внушала. – Она много лет жила по соседству с нами.
– Да, так она и сказала. Я направлю ее к вам.
Дверь закрылась и больше не открылась: доктор Карр, как можно было догадаться, задержал возвращение Мэри разговором о том, что ей придется подежурить днем. Джадд же поджидал, когда появится Дафи, вспоминал, как увидел ее в первый раз… Грузовик, только-только поместившийся на подъездной дорожке, а там и Дафи у заднего входа с исходящей парком кастрюлей в руках – для их первого ужина в Нью-Ольстере.
В конце концов Кэй тоже приняла Дафи как подругу (вряд ли она смогла бы сделать наоборот), и все же в ее отношении всегда проступала сдержанность, особенно заметная, когда дело касалось Рольфа. В те первые годы Дафи частенько забирала Рольфа поиграть вместе со своим потомством: «Когда у тебя у самой семеро по лавкам, еще один забот не прибавит», – водила всех их в какие-то немыслимые походы, из которых Рольф возвращался чумазым, но оживленным, порой с ссадинами и царапинами, зато всегда полный восторга от какого-то необыкновенного приключения, ничто так не расстраивало его, как слова Кэй: «Нет, больше ты там на ужин не останешься».
Огорчение Рольфа всегда было понятно Джадду. Иногда, когда Кэй не было дома, он сам ходил ужинать в гости, откликаясь на доносившийся через забор призывный клич, ужин тогда начинал готовиться мгновение спустя после того, как выкрикивалось приглашение. Дафи была поваром беспечным, ей никогда не удавалось дать кому-то рецепт приготовленного ею блюда, но все равно – все, что оказывалось у тебя в тарелке, было чудесно вкусным, а если нет, то все обращалось в шутку. Такой это был дом. Кэй как-то заметила: хорошо, что Рэй такой спокойный человек, если б не это, то ему ни за что бы не выдержать. Рэй и вправду был человеком спокойным, даже чересчур – себе в ущерб, будь он побойчее, мог бы стать директором, руководить всеми исследованиями в компании. «Зато мне сердечный приступ нипочем не грозит».
