К моей радости, правительство Москвы приняло несколько важных постановлений по женскому центру. Я актриса, а совсем не бизнес-дама. И с самого начала мне было необычайно сложно найти средства для строительства. Понадобились поистине неженские настойчивость и упорство…
Я представляла, как мой центр должен выглядеть. Его идеи были выстраданы, союзники объединились, тогдашний мэр Москвы Ю.М. Лужков весьма авторитетно заявил: «То, что мы делаем по женскому центру, – это фактический показатель того, что мы вообще можем сделать в Москве».
В фундамент здания заложили капсулу с памятной грамотой к потомкам. Я надела большие строительные рукавицы, взяла мастерок и замуровала капсулу в камень-куб. В грамоте говорилось о вере в близкое возрождение России, в развитие искусств и предпринимательства, в будущую счастливую и благополучную жизнь. По традиции в капсулу бросили серебряную монету.
До завершения строительства было еще так далеко, а мне казалось, что я уже вижу скоростные лифты, зимние сады, холлы, отделанные гранитом и мрамором, прозрачный купол атриума…
Я хотела, чтобы те, кто в скором будущем придет в возведенное здание, поняли, что этот комплекс строили люди, которые с любовью относятся к женщинам, любят Москву, Россию. И где теперь этот грандиозный замысел? Где замечательные возможности духовного развития хранительниц национального генофонда? Все разрушили и сломали бесчестные и неумелые доморощенные бизнесмены – я их даже перечислять не буду, иные в тюрьмах, иных просто нет на свете, а кто-то из воров и проходимцев вынырнул чистым из грязи и теперь входит в общество респектабельных людей. Я же осталась один на один со своей неосуществленной мечтой. Писать об этом более подробно просто не рискну: понимаю, что по прошествии лет могу упустить или, еще того хуже, неправильно оценить, невольно исказить какие-то существенные детали и нюансы. А еще я теперь осознаю, что сегодня наступило совсем иное время – более жесткое, более беспощадное и, простите меня, более непоправимое. Сталкиваюсь с этим фактом и в менее масштабных ситуациях. Так или иначе, проект, который мог стать большим событием не только в моей жизни, но и в жизни Москвы, остался неосуществленным.
Конечно, даже очень масштабные и успешно завершенные общественные проекты не компенсируют отсутствия ролей в театре. Театр, спектакль, роль – это то, чем я прожила почти всю свою жизнь.
Вспоминаю время, когда только-только поднялась на вершины своей профессии, и вдруг судьба подставила мне подножку – я заболела и не работала четыре месяца, теряя то, чего достигла. Тогда закон разрешал не работать именно четыре месяца, не больше. Но, к счастью, подоспели еще два месяца отпуска, и мне удалось прийти в себя. Именно тогда, в 1976 году, мне впервые пришлось серьезно думать, как я буду работать дальше. Потом подобная ситуация повторялась неоднократно, и мне приходилось снова и снова начинать сначала, если не с нулевой отметки, то в любом случае с той точки, на которой остановилась. И я научилась понимать, что я в силах сделать и что – нет. Бывало и так, что я не могла сладить с характером работы, которая мне предлагалась, или способом «помещения» ее в мою душу. Покладистой быть легче, удобнее. А у меня не получалось, я ершистая. Всегда знала, почему страдала, и не скажу, что меня это не беспокоило. Волновало – и даже очень! Но я не могла убедить предвзято настроенных людей отнестись ко мне со вниманием, осторожно.
Так я и подошла к юбилейному для меня 2003 году – у меня в театре на то время не было ролей первого плана, которые я играла всю свою театральную жизнь. Были только менее значительные роли второго плана: старуха Хлестова в «Горе от ума» и Турусина в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Я понятия не имела, с чем выйду на сцену в юбилейный день. В одном только была уверена – это будет достойно. Вспоминаю, в предыдущий юбилей, когда у меня было семидесятилетие и все складывалось примерно так, как и пять лет спустя, мне предложили сцену Кремлевского дворца съездов. Это оказалось хорошим выходом, хотя я и по сей день уверена, что у актрисы в день ее торжества есть только один достойный вариант – выйти на сцену родного театра. Тогда я была лишена этой возможности. Не хочу это называть конфликтом, хотя без конфликтов в нашей жизни ничего не бывает…
Много лет подряд стали для меня временем выживания, и мне нужно было выдержать, хотя один за другим уходили из репертуара спектакли с моими ролями, а новых мне не давали. Я не ждала, что мне что-либо преподнесут на блюдечке, – искала, предлагала. Увы…
Театр – это среда обитания актера, в которой из него «умелые» люди могут сделать пустое место. Но можно и поднять актера или актрису так, что они будут блистать на сцене. Механизм создания «легенд» нашего театра уже давно отработан в совершенстве.
И мне приходилось искать возможности заполнить образовавшиеся пустоты. Когда-то это был удивительный спектакль «У войны – не женское лицо», потом долгое время мою душу грела надежда на женский центр… Увы… Мне не раз говорили, что я иду по жизни с неженским упорством. Может быть, это так и есть – жить мне никогда не было просто.
Не надо кланяться судьбе
Мой «период выживания» пришелся на время, когда каждый год уже становился для меня дефицитным. Но я понимаю, что все начиналось гораздо раньше. Я ведь когда-то (теперь уже можно говорить – давно) пришла в театр, в котором сложились определенные отношения: актрисы были чьими-то женами, возлюбленными, кого-то связывала давняя и очень тесная дружба, иных объединяли совпадающие взгляды. Горько писать об этом, гораздо приятнее было бы восхищаться театром как храмом чистого искусства. Но это было бы не совсем честно.
И не давние обиды во мне говорят, а желание лишний раз подчеркнуть: профессия актрисы – суровая и строгая, она не терпит суеты и приспособленчества. И очень откровенно: с моей внешностью надо было выжить.
Но есть у меня, в моей жизни, и немало такого, что радует.
В сезоне 2002 года вышел премьерный спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Для Малого театра это уже девятая постановка. Я видела предыдущую в Малом, видела и то, что сделали в Вахтанговском театре. Но мне никогда не хотелось повторять тот уровень, которого достигли мои предшественницы, копировать их. Обычно Турусину играли как женщину, которая много нагрешила в жизни и под конец решила вымолить прощение: усердно молится, грубо говоря, упрашивает Бога отпустить ей грехи. Но у меня создалось впечатление, что она «скучает» по своим грехам и ей хотелось бы возвратиться к некоторым из них. Так я играла Турусину… Роль небольшая, второго плана, но ведь все зависит от актера, его масштабов. У меня была интересная работа с режиссером Владимиром Бейлисом, он поддержал мои представления о Турусиной. Во всяком случае, ничего не запрещал; иногда ведь бывает: душа – нараспашку, а ее пытаются «захлопнуть».
Впрочем, рассказывать о своей работе – это дело неблагодарное и даже вредное. Свою работу надо показывать.
Тогда ожидалось, что вскоре на российский и зарубежный экраны выйдут два фильма с моим участием. Судьба их складывалась непросто, но я надеялась, что им будет сопутствовать успех.
