Гарри колебался. Каким образом он мог привезти лошадь на студию Эн-би-си, если вечером у него соревнование? Джим Траутвелл отвез грузовик обратно в Сент-Джеймс, потому что парковка в Нью-Йорке обходилась слишком дорого. Мари предложила взять грузовик напрокат, но Гарри рассмеялся и отказался. Если это недалеко, можно пройти пешком. Гарри, ведущий Снежка под уздцы, и Мари Лафренц подошли к зданию студии Эн-би-си на Рокфеллер-плаза на пересечении Шестой авеню и Сорок девятой улицы, по пути проходя через Бродвей. Снежок шагал сквозь шум и суматоху города на радость пешеходам и таксистам, которые высовывались из машин, выкрикивая приветствия или советы.
В студии внутри здания Джи-И-билдинг Гарри и Снежок оказались в совершенно незнакомой обстановке. «Сегодня вечером» вещало в прямом эфире из Нью-Йорка через сорок шесть ретрансляторных станций. Шоу снималось на сцене – задник со столом Карсона и стульями для его гостей был освещен большими прожекторами. Операторы в наушниках сидели за огромными, современно выглядящими телекамерами. Иногда в кадр попадал микрофон, движущийся на длинном проводе, удерживаемом над сценой.
Перед сценой в небольшом зале сидела живая аудитория. Едва ли это место подходило для животных – тем более для лошади. Студия была шумной, наполненной техниками и разнообразной сложной электроникой, – для человека вроде Гарри все это выглядело как картинка из будущего.
Снежок ждал, пока не настало время выйти под софиты. Джонни Карсон пересказал историю чудо-лошади за восемьдесят долларов, а затем Гарри, ведя за собой Снежка, вышел на тесную сцену. Лошадь, спокойная, как обычно, осматривалась вокруг большими сонными глазами, моргая от яркого света. Гарри заверил ведущего, что лошадь смирная, и прямо там, на сцене, Джонни Карсон по стремянке забрался Снежку на спину, усевшись задом наперед, лицом в сторону хвоста. Гарри придержал Снежка, но тот, похоже, ничего не имел против и едва не улыбался в камеру. Аудитория смеялась и аплодировала.
Гарри не понял этого, но в эти несколько минут слава лошади вышла за пределы Гардена и самого Нью-Йорка. Люди только начинали понимать силу телевидения. Когда Снежок шел обратно к перекрестку Восьмой авеню и Сорок девятой улицы, в конюшню, лошадь и ее молодой наездник уже превратились в знаменитостей.
Телезрители по всей стране теперь хотели знать, чем закончится соревнование. Снежок прочно удерживал второе место, а Первый Шанс опережал его всего на одно очко. Снежок выступал хорошо, с полной самоотдачей, но позади была тяжелая неделя. Это был чемпионский класс, поэтому барьеры превосходили те, что стояли до этого, и в длину, и в высоту. Первый Шанс, который был примерно на четыре года моложе Снежка, имел небольшое преимущество в выносливости. Для соревнований в этом классе – последнем перед закрытием – были приглашены к участию лучшие двенадцать лошадей полуденного соревнования.
Перед началом состязаний Гарри подозвал Йоханну и детей. «Постарайтесь не запачкаться, – сказал он им. – Если мы победим, пойдем гулять все вместе».
Перед тем как Снежку дали возможность выйти на арену, Гарри пришлось ждать завершения международных соревнований – Кубка наций. В них участвовали шесть команд на одной трассе в два раунда, днем и вечером. Сильная немецкая команда, которая побеждала американцев в Вашингтоне и Пенсильвании, превосходила их и в Нью-Йорке. Эллис Хиггинс из «Спортс иллюстрейтед» так комментировала вашингтонскую выставку: «Немцы взяли все, кроме билетов».
Здесь, в Нью-Йорке, американцам удавалось выиграть несколько раз, но Ганс Гюнтер Винклер, один из лучших наездников Европы, раз за разом выступал безукоризненно, и немецкая команда побеждала по очкам. У забора арены Гарри ожидал завершения этой драмы.
Вечернее выступление американской команды прошло ужасно. Лошадь Джорджа Морриса сбила планку и отказалась прыгать. Уильям Штайнкраус, чьи выступления вытягивали американскую команду всю неделю, сбил планку дважды. Затем Хью Уайли на пегой лошади Наутикаль, которая выиграла Кубок короля Георга V в Лондоне в июне, потерпел сокрушительное поражение – сбитая планка, отказ прыгать и ужасное падение. С лошадью и наездником все было в порядке, но фотографам удалось запечатлеть это драматический момент, и фотографии опубликовали в следующем выпуске «Спортс иллюстрейтед». Гарри готовился к выступлению внизу в подвале – проверял стремена, – когда наверху заиграли «Deutschland über Alles», немецкий национальный гимн.
Прошло восемнадцать лет со времен германской оккупации его родины, но восемнадцати лет недостаточно, чтобы забыть. Как голландский иммигрант и как профессионал, он не мог представлять Соединенные Штаты, но сегодня Гарри хотел выиграть в призовом классе, где могли принимать участие любой наездник и любая лошадь.
Сегодня Гарри не представлял никакой нации – он представлял обычного человека. Он выступал за тех, кого всегда недооценивали и презирали, считали недостойными внимания, не замечали. Особая связь между Гарри и Снежком была связью, которая возникает между выжившими: лошадь, настолько потрепанная, что никто не считал ее достойной спасения, и человек, чью жизнь уничтожила война, начавший ее заново в стране, языка которой не знал, где у него не было ничего, кроме его собственных рук, любви к семье и чести.
«Давайте, играйте немецкий гимн столько, сколько хотите!» Они еще не побеждены! Сегодня Гарри хотел победить – ради Снежка, ради своей американской семьи, ради своей голландской семьи, ради себя. Теперь это было личное. Дети торжественно пообещали следить за одеждой. У них не было сомнений, что в эту самую важную ночь Снежок одержит победу.
На трибунах собралась огромная толпа, ожидающая увидеть триумф серой лошади. Она и ее всадник будто представляли собой все, чем была новая родина Гарри: умение, немного удачи, много упорства и самое главное – вера в мечту. Все больше и больше людей болели за рабочую лошадь с огромным сердцем.
Нет такого другого вида спорта, как конкур. Человек и лошадь, бросающиеся к барьерам выше человеческого роста, общаются без слов, без знаков, на чистом языке чувств. Отличный наездник так хорошо чувствует лошадь, что ему достаточно лишь физического прикосновения к ней. Сердцебиение лошади сливается со стуком его собственного сердца, стук копыт становится его собственным ритмом. Мир вокруг перестает существовать. Остаются лишь движение, тишина и непередаваемое ощущение полета.
Это был самый важный вечер самой важной выставки в жизни Гарри де Лейера. Большая рабочая лошадь очаровала всех, кто ее видел, но это ничего не гарантировало.
Двенадцать лошадей, двенадцать всадников, двенадцать владельцев: год тренировки, дисциплины и самопожертвования, чтобы подготовиться к этой ночи. Не время было нервничать и уставать. Пора было попросить лошадь сделать все возможное и выяснить, сможет ли она. Последний вечер последней недели последней выставки года. Настало время проверки на храбрость – или на силу духа.
Гарри сидел на своем Медвежонке, ослабив поводья, с тем же выражением спокойствия на лице, которое всю неделю могли видеть зрители. Никто на выставке, кроме Йоханны, не знал о тех временах, когда Гарри, будучи еще мальчиком, водил телегу с контрабандным зерном, спрятанным в пустых пивных бочках, через блокпосты нацистов. Никто не знал о том моменте, когда он нашел своего брата Яна неподвижно лежащим в поле, после того как тот коснулся наэлектризованного культиватора. Никто не знал, что Гарри де Лейер был бы в голландской олимпийской команде по верховой езде, если бы его карты не спутала Вторая мировая война. Он ездил бы на лучших лошадях и готовился к Олимпийским играм 1960 года. Этого не было видно на лице Гарри – на нем застыло выражение сосредоточенности. То, что связывало человека и лошадь. Они понимали, что такое упорство. Знали, что нужно выложиться на полную.
