Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Марилус весенняя: мягкий изгиб черных бровей. Та весенняя отправилась из Москвы в Рогожин в туфельках на босу ногу. В пляжных шлепках без задников. Вылезла из машины и опустила голую ногу в раскисший снег. На минуту Нине стало страшно: кто она, эта босая смуглая женщина? Беженка? Цыганка? Сумасшедшая? А может, Нина не заметила, как наступила война, и теперь бедной испанке негде достать сапоги?
Но безымянному сгустку мрака в глубине салона она на всякий случай отвечает: «Марилус? Конечно помню!».
Иногда помогают подарки. Начинаешь размышлять о подарках, и тотчас же в памяти всплывает даритель с именем, фамилией и усыновленным сиротой в придачу.
Малиновые бусы, висящие на вешалке в Нининой прихожей на манер новогодней гирлянды – их подарила та забавная семья, владельцы ресторана в Малаге, Нина не помнит, как их звали. Кажется, там тоже была какая-то Марилус. Странно, раз у них целый ресторан, откуда взялись дешевые пластмассовые бусы? Или они считают, что мы тут, как индейцы, носим на шее яркие побрякушки? Впрочем, Нина не в обиде. Ей все равно – она любуется мягкой пушистой зимой, ее умиляют судья, прокурор и сердитая тетка из опеки в сапожках с высокими каблуками на толстеньких свинячьих ножках, и как она этими сапожками чинно переступает по серому линолеуму судебного коридора; Нину радует, что суд пролетел так быстро, и, пока Ксения разъезжала по чиновникам, они с Марилус и ее супругом, чье имя вспомнить никак не удавалось, заскочили в забегаловку напротив, выпили «капучино» с корицей, заказали несъедобную пиццу с кислой томатной пастой, с химически-розовыми кругляшками колбасы, и эту глазастую химическую пиццу Марилус и ее супруг, владельцы ресторана в Малаге, проглотили в один присест. Радуют даже пластмассовые малиновые бусы – они к лицу огромной синеватой равнине, плывущей за окном микроавтобуса.
Или тот шарфик, из которого Нина сшила диванную подушку – шарфик ей подарила одинокая мать, судебный прокурор из Памплоны. Невозможно поверить: эта тусклая сухая англичанка – на самом деле испанка, да еще из Гранады. Ломкие русые волосы, тонкий бескровный рот. Белые брови, серые северные глаза. Черт возьми, да когда же мы наконец избавимся от пресловутой Кармен с табачной фабрики? Кармен – цыганка, а не испанка.
Майка жизнеутверждающе салатового цвета со стразами и надписью «Gucci»: в точности такую Нина видела позавчера на рогожинском рынке. Ну просто родная сестра той рыночной! Сколько та стоила? Сто рублей? Сто пятьдесят? На этикетку можно не смотреть: сделано в Китае, все по-честному. А эта, в бумажной упаковке, возможно, как раз и есть настоящая «Gucci»: подлинник клонировали, и он расплескался по миру миллионом фальшивых салатовых брызг. Нина развернула шуршащую бумагу, увидела майку и прямо ахнула от восторга: никто до сих пор не дарил ей ничего подобного. А что если надеть эту майку и отправиться к кому-нибудь в гости? На кафедру? К Востоковой? Или просто пройтись по Тверской? Поворачивая в руках невесомую тряпицу салатового цвета, Нина едва удержалась от смеха.
Теперь ей приходит в голову, что зеленую майку подарила как раз та самая Марилус, которая передает ей сейчас привет, – Марилус позднего лета.
Нина все помнит. Стоял август – желтый и густой, как гоголь-моголь. Где-то в лесах за Рогожиным горели торфяники. На улицах пахло дымом, и от этого запаха на сердце было тревожно, по-фронтовому.
Осеннее мягкое солнце светит в глаза, но Нине это нравится: еще немного, и его не станет вовсе. Первые монетки желтых листьев на ветровом стекле.
– Мы хотим ребенка к Рождеству, – капризным голосом заявляет Нине летняя маечная Марилус. Та самая Марилус засушливого августа, которая позже решила передать привет через пассажира с рожистым воспалением кожи, возникшим от фар встречных автомобилей. – Маленькую светловолосую девочку. Нет-нет, темноволосая, там у вас на фотографии, нам не нужна. Нам нужна светленькая. И чтобы обязательно к Рождеству.
– К Рождеству? Светленькая девочка? – задумчиво переспрашивает Нина, пристально, в упор рассматривая сидящих перед ней андалусийцев – Марилус, крашеную блондинку с агатовыми матово-черными глазами, и Хуана, ее супруга, добродушного флегматичного брюнета.
Засовывает обратно в рюкзак фотографию смуглой малышки, которую предложила семье Ада. Смуглая девочка была неслыханно щедрой наградой, которую Ксения нежданно-негаданно получила к осени за пару пристроенных детей со сложным диагнозом, плохо поддававшихся лечению.
На рогожинском усыновительном рынке такие дети назывались «неликвидами». Сердобольные испанцы неликвидов брали, отказывались единицы, а когда через несколько месяцев Нине присылали для перевода отчет с фотографиями, в белокуром карапузе, который плещется в бассейне, ковыряет лопаткой песок у кружевной кромки моря или катается на пони в луна-парке, невозможно было узнать вчерашнего неликвида.
За пару неликвидов по законам рынка полагался бонус – хороший, здоровый малыш. Такой, как эта смуглая девчушка на фотографии.
– Очень жаль… Но скажите, зачем, – вдруг не выдерживает Нина, рискуя нарушить ею же установленную позицию полного невмешательства в решение клиентов. – Зачем вам светловолосая девочка? Посмотрите на себя: вы же оба южане, и волосы у вас темные…
Дама нервно поправляет крашеные кудряшки. На кончиках пальцев – огненно-красный маникюр. Белые босоножки на каблуках. Приталенное летнее платье. Испанки так не одеваются.
За нее вступается муж:
– Марилус с самого начала решила, что дочка у нас будет блондинка, как она сама, – добродушный увалень обреченно разводит руками, покорно поглядывая на свою половину.
Нина удивляется: у парня такое простое, такое русское лицо. Запросто мог бы торговать на рынке теми же самыми китайскими майками «Gucci» или служить охранником – с боевым прошлым, с горячими точками планеты за спиной, Чечней или Афганом, а мог бы оказаться преуспевающим бизнесменом, теперь разве поймешь? Выглядят все одинаково. Вот только волосы у Хуана слишком черные, и эта мягкость в лице, и вежливые манеры, и по-южному плавные округлые движения сильных мускулистых рук.
Марилус в своем платье напоминает украинку – славную, добродушную хохлушку откуда-нибудь из Харькова. Такие женщины, по мнению Нины, часто выходят замуж за военных. Откуда она это взяла? Из кино? А может, Хуан в самом деле военный? Нина вспоминает их личное дело: нет, об этом ни слова. А что если Хуан шпион – русский шпион? Оттого и внешность такая, и жена хохлушка в приталенном платье пятидесятых – таких платьев Нина ни разу не видела ни на одной иностранке. Такое типично русское, очень московское платье. Господи, какой вздор.
От полугодовалой абсолютно здоровой девчушки отказались. Усыновили мальчика – большого, лет четырех. Мать-олигофренка, никто ничего и не думал скрывать. Зато весь с ног до головы светленький, как сожженные пергидролем волосы Марилус.
«Рыбы молчат по-испански» – новая книжка, старая закладка.
Слоган института Сервантеса.
Время летит быстро.
Таскать чемоданы приходится редко, но – приходится. Иногда по-другому нельзя. Как быть, например, если под дождем посреди осени только ты и не очень молодая испанка, а при ней – три больших чемодана?
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
