Короче говоря, Куинн был гораздо больше похож на Джозефа Меррика, чем Брэд Питт. Как вы понимаете, он вел не слишком напряженную светскую жизнь, поэтому у него оставалась масса свободного времени для того, чтобы мысленно раздевать женщин, появляющихся в его поле зрения.
В зал «Смит энд Волленски» вошла модельного вида красотка и расположилась за столом, за которым в ожидании ее уже сидели три мужика в официальных костюмах. Сверкающие платиновые волосы доставали ей до плеч, а на лице у нее был пурпурный макияж, который очень напоминал боевую раскраску индейца.
– Мамочка моя, – закатил глаза Куинн. – И что бы ты с такой сделал?
– А сколько у меня времени?
– Тридцать минут.
– Я бы повертел ее так, как мартышка не вертит кокосовый орех.
– Можно одно замечание? – спросил Куинн.
– Ну, конечно.
– Ты сидишь тут и говоришь все эти правильные вещи про телочек, но мысли твои очень далеко отсюда.
– Я же сказал тебе, что сегодня у меня тест-драйв.
– Знаешь, что тебе надо? Тебе надо продуть трубы. Ты в моем городе, а поэтому позволь мне сделать звонок. Ты ведь сидишь сейчас в этом ресторане и не знаешь, что находишься всего в тридцати минутах езды от самой волшебной ночи в твоей жизни.
– И как же ее зовут?
– Зовут? Послушай, все оказывается гораздо хуже, чем я предполагал.
– Меня всегда интересуют подробности, – пожал я плечами.
– Это я знаю, – согласился Куинн. – Ее зовут Божественная.
– И почему ты считаешь, что эта шлюха лучше, чем другие?
Его лицо опять скривилось в этой его улыбке, и я тоже улыбнулся.
– А у нее есть подружка для тебя?
– Подружку зовут Наслаждение.
– Божественное Наслаждение, неплохо… Они что, работают в паре?
– Не буду притворяться, что мне это неизвестно. – Куинн похлопал меня своей ручищей.
Какое-то время мы сидели молча, и я опять задумался о том, что иногда всего один телефонный звонок отделяет нас от кардинальных перемен в жизни. Глаза Куинна походили на глаза ребенка, который с нетерпением ждет, когда его поведут к стойке с мороженым.
– Какого черта, – сказал наконец я, – звони!
– Правда? Круто! Ты не пожалеешь!
Он отошел от стола, а через минуту вернулся, но не присел, а продолжал говорить стоя. Я услышал щелчок камеры.
– Только не говори мне, что ты меня только что не сфотографировал, – сказал я.
– Я сфоткал вон ту, с сиськами, – показал он куда-то за мою спину и, нажав несколько кнопок, закончил разговор.
Завершили обед мы настоящим сотерном, который был таким густым, что тек по языку, как сироп.
– И это называется вином? – спросил Куинн. – Ты меня разыгрываешь.
– Это именно так называется, и я тебя не разыгрываю.
– Вкус как у десерта. А что это такое?
– «Лафори Пейраге»[77], – произнес я, демонстрируя свой французский прононс.
– Я бы никогда не смог произнести ничего подобного этими своими гребаными толстыми губищами, – заметил Куинн, – но я понимаю, почему это вино твое самое любимое.
– Знаешь, настоящие пуристы предпочитают «Шато д’Икем».
– Они просто ничего не понимают, – сказал мой друг.
Его телефон прогудел, он прочитал эсэмэску и подмигнул мне.
– Все в порядке. Девчонки уже волнуются!
– Взволнованные шлюхи – это что-то новое.
– Я же сказал им, что привезу звезду экрана.
– Не ври!
– Пришлось, потому что они уже были заняты.
– Постой-ка: они тебе не поверили, поэтому ты меня сфотографировал и послал им мое фото.
– А что мне было делать? – возразил Куинн. – Не посылать же им в самом деле фото той сисястой.
– А что, ее ты тоже сфотографировал?
Куинн ухмыльнулся.
– Ты поедешь в моей машине или будешь ехать в своей за мной? – спросил он.
– Я лучше поеду за тобой, – ответил я, подумав немного. – Мы, наверное, задержимся там, и к тому времени, как я освобожусь, стоянка ресторана может быть уже закрыта.
– Так я же об этом и говорю! – воскликнул Огастес, опять хлопая меня по плечу.
Швейцары подогнали наши машины. Куинн отъехал, и я почти сразу же тронулся за ним. Пошарив рукой под сиденьем, вытащил оттуда маленькую коробочку, которую Калли положила туда, пока мы с Огастесом сидели в ресторане, и положил ее на переднее сиденье рядом с собой.
Автомобильные бомбы такие же разные, как и люди, которых ими взрывают. Они могут быть подсоединены к системе зажигания, иметь часовой механизм или устанавливаться на рессорах, чтобы взорваться в тот момент, когда машина наезжает на кочку. А еще их можно взрывать радиосигналом на расстоянии. Заряд может быть спрятан в приборной доске, под сиденьем водителя или на магните крепиться к днищу автомобиля. В данном случае заряд был установлен в рулевой колонке. Детонатор, который лежал рядом со мной, мог сработать на расстоянии ста ярдов в чистом поле или пятидесяти ярдов, если между машинами были какие-то препятствия.
Куинн был моим лучшим другом и одним из последних людей, которых я хотел бы убить. В то же время именно он похитил Элисон Силис и держал ее в качестве добычи на своем складе вот уже в течение трех лет. Я знал это так же точно, как свое собственное имя. Нет, это плохое сравнение. Я знал это так же хорошо, как любую другую вещь. Это началось с подозрения, а потом превратилось в уверенность после того, как яйцеголовые Лу Келли устроили полномасштабные поиски Элисон. Когда они выяснили, что ее след потерялся меньше чем через месяц после того, как я впал в кому, я оценил факт ее исчезновения с точки зрения моего знания Куинна. Я был уверен в этом на девяносто девять процентов до того, как поговорил с Огастесом в ресторане. К моменту, как мы уселись в машины, у меня не осталось никаких сомнений.
Если бы Куинн сказал мне, что Элисон умерла, и назвал бы место, где захоронено ее тело, или сказал бы, что она с кем-то связалась, или что сменила имя и фамилию, или дал бы какое-нибудь другое объяснение ее исчезновения, то мне пришлось бы пускать по следу людей Лу. Но Огастес говорил глупость за глупостью.
Он признался, что встречался с Элисон. Он также сказал, что она свинтила через несколько недель, и я ему поверил. Но я доверил Куинну жизнь и здоровье Элисон, поэтому, несмотря на их личные отношения, он был обязан следить за ней все эти годы.
Потому что он ее охранял, и продолжал бы делать это до самой смерти, так как это был мой последний приказ ему, так же как я бы вел себя на его месте, если бы мы с ним поменялись местами. На этом мы все и стоим. Мы должны следить за людьми, которых охраняем. Точка. Поэтому его заявление о том, что он ничего не слышал о ней вот уже три года, было абсурдным.
