— Нет, терпеть не могу мертвецов, — зло пробормотал Фаон, а наклонившись к Алкею и приятно пощекотав ему при этом ухо, тихо добавил: — И стариков тоже — от них несет могилкой.
— Что ты понимаешь, мальчик, в смерти? — нахмурился Эпифокл. — Нужно уметь умирать вовремя. Разве ты не помнишь, какому наказанию богов подвергся старый Окн за то, что слишком долго не хотел умирать?
— Нет, не помню, — пробормотал совершенно несчастный Фаон. — Ничего не знаю. Какой еще Окн? Нет, не хочу…
— Погоди, Фаон, не смущайся — пройдет совсем немного времени, и ты у меня затмишь всех мудрецов, — сказал Алкей, шутливо хлопая юношу по нежной, гладкой попке — уж очень большой был соблазн по ней похлопать.
— Ходит предание, что в царстве мертвых каждый из вновь прибывших встречает дряхлого старика Окна, который, не останавливаясь ни на минуту, упрямо плетет канат, пожираемый с другой стороны ослом. Зевс наказал Окна вечной работой за поистине ослиное упрямство, с которым тот хватался за свою жизнь и никак не хотел умирать, когда пришел его черед. Это ли не наука для всех нас, кто доходит до порога старости?
— Наверное, там, в царстве мертвых, так же нестерпимо жарко, как здесь, — вздохнул Фаон, все розовое тело которого, словно бисером, было покрыто мелкой испариной.
— Почему ты так думаешь? — не понял Эпифокл. — Наоборот, везде говорится про подземный холод, Эреб…
— Нет, а мне все равно кажется, что жарко, — упрямо повторил Фаон.
— Ты не понял главного, мой друг! — подсказал юноше Алкей. — Смысл этой истории в том, что вечная работа, труд — настоящее наказание для человека, как при жизни, так и после смерти. Кто знает, Фаон, что тебя ждет в твоих Афинах? Вполне возможно, что судьба обернется так, что тебе придется самому зарабатывать на жизнь тяжелым трудом, и хорошо еще, если не торговать своим привлекательным телом. Зато в моем доме ты сможешь жить счастливо, в приятном обществе и совершенно без всяких забот.
— Боги, какая жара! Как в Ливии! — воскликнул в изнеможении Фаон. — Леонид говорил, что если в Ливии не надеть с утра на голову шапку, то к вечеру можно свалиться замертво. Леонид поэтому и сейчас сохранил привычку везде ходить в дорожной шляпе, вы заметили? И еще он говорит, что настоящий мужчина должен объехать весь свет, чтобы понять, какое место ему по-настоящему дорого…
— Глупости! — воскликнул Алкей и недовольно притопнул ногой — от возмущения даже его острый, как стиль, пенис тоже неожиданно пришел в волнение. — Зачем ты, Фаон, слушаешь то, что болтают невежды? Может быть, ты еще начнешь пересказывать, что говорит Диодора, или кухарка на кухне, или рабы, которые выгребают на конюшне навоз? Надо слушать, Фаон, только речи образованных людей, чтобы самому со временем достигнуть их уровня!
— Но… но и Сапфо тоже говорит, что нужно ехать в Афины на поиски деда, — проговорил Фаон, с удивлением наблюдая, как фалл Алкея, подобно змейке, начал подниматься вверх, и чувствуя, что у него от жары стала по-настоящему кружиться голова и двоиться в глазах.
Фаон вдруг увидел уже не одну, а две, нет, три змеи между ног Алкея, которые злобно были направлены в его сторону, и еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от ужаса.
— Разве можно в таких важных вопросах слушать женщин? — проговорил Алкей. — Пусть они сколь угодно строят из себя свободных и пытаются встать наравне с мужчинами, чтобы потешить свое самолюбие, но мы-то на самом деле лучше знаем…
— Алкей, я сейчас умру от жары! Разреши мне выйти! — взмолился Фаон.
— …На самом деле мы лучше знаем, как нам следует поступить, разве не так? Хотя внешне мы можем сколько угодно подыгрывать женщинам, и даже порой делать вид, что разделяем их взгляды, — как ни в чем не бывало продолжил Алкей.
— В таком случае я всегда вспоминаю про Омфалу, — сонно проговорил Эпифокл, совсем уже разомлевший и клевавший носом, но все же не забывший про полученное задание.
— Нет, я больше точно не могу! — вскричал Фаон, которому совершенно осточертели ученые разговоры — в его голове они смешались с невыносимо горячим паром и, казалось, совершенно замутили рассудок.
Но все же юноше показалось слишком нахальным высказывать свое отношение к столь прославленным мужам, какими считались Эпифокл и Алкей, и Фаон со вздохом проговорил:
— Я больше не могу сидеть в такой жаре. Ну какая, какая такая еще Омфала?
— Речь идет, драгоценный мой, о знаменитой царице Лидии, которой однажды был продан в рабство сам Геракл, — как ни в чем не бывало, словно опять не услышав жалоб Фаона, пояснил Алкей. — И что же ты думаешь? Омфала заставила могучего героя заниматься женской работой, а сама нарядилась в львиную шкуру Геракла и только пальцем указывала ему, что нужно сделать. Я хочу сказать, что, если женщинам дать волю и право распоряжаться судьбой мужчины, они любого запросто превратят в тряпку. Нужно самому иметь голову на плечах и не попадать в невидимое рабство к таким «омфалам», как это сделал твой дед в Афинах.
Но все же, несмотря на внешнее спокойствие, Алкей начал потихоньку раздражаться.
Он подумал про себя: «Великие боги, неужели мальчишка настолько тупой и упрямый, чтобы не понимать, что ему здесь все желают только добра!»
Такое ощущение, что Фаон сейчас вовсе не понимал, чего от него хотят.
— Ты ведь можешь, Фаон, приехать ко мне сначала на время, — открытым текстом сказал тогда Алкей. — Просто пожить, оглядеться. И вовсе не обязательно сразу сообщать об этом Сапфо или своей Филистине. Скажи им, что отправляешься в Афины, а мы с тобой тем временем прекрасно поживем и повеселимся у меня. Ведь уже через некоторое время, Фаон, женщины, и в особенности Филистина, да и сама Сапфо тоже, так о тебе соскучатся, что будут плакать слезами радости, когда узнают, что ты живешь так близко, и мы все вместе будем счастливы, каждый по-своему.
— Хм, хм, неплохой план, — очнулся Эпифокл, который уже вовсе было задремал, пригревшись на скамье. — Вполне продуманный и во всех отношениях приятный…
Алкей посмотрел на Фаона, но лицо юноши было каким-то совершенно бессмысленным и чуть ли вообще не безумным.
«Может быть, я напрасно так стараюсь? — молнией пронеслось в голове Алкея. — Вдруг он — больной? Безумец? Как бы не натворил он чего потом у меня в доме такого, что не расхлебаешься!»
Но Фаон прекрасно понимал, о чем толковал Алкей, но еще больше чувствовал, что если проведет в парилке хотя бы одну минуту, то просто лопнет от жары, как брошенный в жаровню рыбный пузырь.
— Я согласен, Алкей! — в отчаянии воскликнул Фаон. — Я поеду к тебе! Но только дайте мне воды! Воды!
— Эй, ты, придурок, владыка щелочи и грязных обмылков, открой скорее дверь! Что тут у тебя случилось с дверью! Открывай! — закричал Алкей гневным голосом банщику, который на всякий случай по его приказу все это время придерживал дверь в парилку спиной с обратной стороны. — Вы что там, заснули, что ли? Банщик, говорят тебе, открывай!
