— Нет, — произнес он решительно. — Мы не богаты.
Мы вернем его туда, откуда он был украден.
Глава 15
Она долго потрясенно смотрела на него. В одной руке она все еще сжимала крест, другая рука соскользнула с его плеча и бессильно упала. Наверное, она ослышалась. Или не поняла его. Вернуть его? Это лишено всякого смысла. Он уже возвращен. Он возвращен ей — той, кому он принадлежит. Он принадлежит ей. Адам перехитрил преступников и вернул ей крест, и это правильно. О чем, черт возьми, он говорит?
Адам как-то странно смотрел на нее. Его голос звучал чуть-чуть неестественно, когда он попытался ей объяснить:
— Энджел, ведь он ворованный! Может быть, его украли те двое бандитов, может быть, кто-то другой, а потом бандиты украли крест у него, но мы не можем оставить его у себя. Он не наш. Он принадлежит той маленькой церкви высоко в горах, и именно туда мы должны его отвезти.
— Ты сумасшедший, — проговорила Энджел тусклым голосом.
Только два этих слова и крайнее изумление на лице, как будто она не могла поверить в то, что он сказал, — в первое мгновение это была единственная ее реакция, А затем к ней вернулся дар речи, и она закричала:
— Это все из-за шишки на твоей голове, она повредила твои мозги, вот и все! Ты не понимаешь, что говоришь! Ты даже не знаешь, о чем ты говоришь!
— Знаю. — Его взгляд стал холодным, а голос спокойным. Чересчур спокойным. — Может быть, это тебе следует подумать о том, что ты говоришь. Этот крест не твой, Энджел. Ты не имеешь никакого права продавать его, и если бы ты продала его, ты бы жила на ворованные деньги, на деньги, украденные у церкви. Ты хочешь, чтобы это легло камнем на твою совесть на всю оставшуюся жизнь?
— Я не крала его! — крикнула она негодующе. — И какое мне дело до церкви? Церковь никогда не делала мне ничего хорошего, и, кроме того, если бы они действительно дорожили этим крестом, они никогда бы не допустили, чтобы его украли! — Она крепче стиснула крест в своих руках, как будто защищая его, и не сознавая этого, она отодвинулась от Адама, так что они больше совсем не касались друг друга.
Что-то похожее на страдание отразилось в его глазах, и он тихо заговорил:
— Энджел, милая, я понимаю, что ты сейчас испытываешь. Я знаю, как несладко тебе пришлось в жизни и как ты боишься бедности и одиночества. Но теперь ты не одинока, разве ты не видишь? Теперь я буду о тебе заботиться. И он нам не нужен. — Адам жестом показал на крест. — Там, в Нью-Мексико, у нас будет все, что нам необходимо. Нас ждет прекрасная жизнь, которая со временем будет становиться все лучше. Он нам не нужен.
Энджел попыталась вникнуть в смысл его слов.
Она старалась представить себе уютный домик и большое ранчо, ночи в надежных и теплых объятиях Адама.
Их детей, ужин на плите, занавески на окнах. Но что ей было известно о таких вещах? Никто никогда о ней не заботился, никто даже не пытался заботиться о ней. Люди использовали ее, зависели от нее, отталкивали ее, забывали про нее, и, может быть, Адам сейчас делает то же самое. Она вспомнила обещания, которые давал ей Адам, ей очень хотелось в них поверить. Но оказалось, что единственное, о чем она могла в этот момент думать, — это о том, какой незащищенной она чувствовала себя сейчас, когда лишь одна тонкая простыня скрывала ее наготу. И еще она вдруг подумала о том, каким жестким и тяжелым был крест в ее руке.
Она покачала головой, и ее голос был хриплым, когда она заговорила:
— Нет, ты не понимаешь. Теперь нам можно не ехать в Нью-Мексико. Тебе больше не придется всю жизнь разводить лошадей: этот крест даст нам возможность поехать куда угодно и заниматься чем угодно! Мы можем стать богатыми, Адам. Такими же богатыми, как важные банкиры и железнодорожные магнаты. Если захотим, мы даже сможем купить себе железную дорогу и построить большой роскошный дом прямо здесь, в Сан-Франциско, или в любом другом месте, где ты захочешь. И нам никогда — слышишь, никогда! — не придется беспокоиться о том, что мы снова станем бедными! Разве ты не видишь? Тот человек — тот ювелир, с которым ты говорил, — сказал, что даже он не знает, сколько стоит этот крест. Может быть, он стоит гораздо больше денег, чем их имеется в самом большом банке Сан-Франциско. И ты не можешь просто взять и отказаться от него, Адам! Как ты можешь думать о том, чтобы отказаться от него?
Адам медленно убрал руку с ее плеча. Какое-то короткое мгновение она все еще чувствовала тепло его руки на своем плече. А потом оно стало медленно исчезать… Совсем как тепло его взгляда. Его постепенно заменяло что-то, что она еще не знала, как назвать… что-то похожее на разочарование. Почему он разочаровался в ней? Это ведь ее предали! Она держала в руках то, что принадлежало ей по праву, а он пытался забрать это у нее. Тогда почему он так на нее смотрит? Она знала только, что от этого взгляда она чувствует холод внутри и злость. И холодок одиночества — тот, что прогнала из ее жизни их близость, — начал вновь подкрадываться к ней, как сквозняк из раскрытого окна. Он не имел права заставлять ее переживать все это снова. Он не имел права так на нее смотреть.
Адам встал и отошел от нее. Великолепный силуэт его сильной обнаженной спины вырисовывался на фоне яркого солнца, льющегося из окна. Энджел пронзила острая боль воспоминаний о гладкости его кожи под ее пальцами, его мускулах, напрягающихся от ее прикосновений, об удивительной близости, которая их связала. И это воспоминание перечеркнуло чувство потери, потому что сейчас его широкие плечи отвернулись от нее, а его сильная шея подчеркивала непреклонность и непоколебимость его решения.
— Я думал, что тебе хватит. Что тебе хватит меня. Что тебе будет этого достаточно. — Он засунул руки в карманы брюк, а мускулы его плеч бугрились под кожей. — Похоже, я ошибся.
Ей захотелось закричать, что он не ошибся. Что ей достаточно его. Что ей его более чем достаточно. Что он — это все, о чем она когда-либо мечтала. Она хотела вскочить с кровати и броситься ему на шею и показать ему, что все обстоит именно так. Больше всего на свете она не хотела, чтобы он презирал ее. Она не могла его потерять.
Но крест… Это было единственное, что у нее когда-либо было и что принадлежало ей одной. Это не просто кусок металла с камнями, это вся ее жизнь. Он означал свободу и роскошь и отсутствие необходимости беспокоиться о том, что они будут есть завтра и чем они будут согреваться холодной зимой. Он означал ее будущее. Это больше чем предмет рос-. коши — этот крест символизировал надежность. Он давал ей уверенность, что на нее больше никогда не будут смотреть свысока. Он гарантировал ей отсутствие страха перед завтрашним днем. Как Адам мог попросить ее от всего этого отказаться? Как он мог?
Она заговорила стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно и убедительно:
— Это ради нас с тобой, Адам, разве ты не понимаешь?
Эти деньги — они будут и твоими тоже, я не думала забирать их себе. Я хотела, чтобы у нас с тобой впереди была хорошая жизнь. И она у нас с тобой будет, если только…
