– Видишь ли, доктор, если бы Ти Джей хотел признать, что я его сын, то он бы давно это сделал.
– Но ты имеешь определенные права по своему рождению.
– Права? – Кин покачал головой. – Нет. Незаконнорожденные не имеют прав.
– И относительно «Округа Си»?
– И относительно «Округа Си». Его создал Ти Джей. И он вправе делать то, что захочет.
Решив, что рассказал Томасу слишком много из своего прошлого, Кин Маккензи отставил стул и поднялся.
– Думаю, мне надо немного поспать. Ты сможешь сам добраться до дома?
– Да, со мной все в порядке, Кин. Увидимся завтра.
Смотря вслед уходящему разведчику, Томас подумал, что Т. Дж. Коллахен – еще больший ублюдок, чем он думал.
Вернувшись в свою комнату, Кин зажег лампу. Он снял пояс с кобурой, бросил его на спинку кровати и присел на край, чтобы стянуть с ног ботинки. Все еще под впечатлением своего разговора с Томасом, он подумал, что стоит завтра утром отправиться в «Округ Си» и выяснить у Роури, что же все-таки произошло. Кин старался никогда не вмешиваться в чужие дела, но такому человеку, как Томас Грэхем, он хотел помочь. К тому же и Роури наверняка страдала от этой размолвки.
Кин стягивал с себя рубашку, когда внезапно скрипнула дверь. Он поспешно выхватил из кобуры «кольт» и обернулся. В двери появилась Кэтлин. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. По глазам оба поняли то, что не могли выразить словами.
Кин сунул «кольт» обратно в кобуру, поднялся, закрыл дверь и запер ее на замок. Взяв Кэтлин за плечи, он привлек ее к себе. Она подняла голову и встретила его взгляд.
– Это, наверное, грех – быть в объятиях другого, когда мой муж еще не предан земле. Но у меня нет сил быть вдали от тебя, Кин Маккензи.
Он не ответил. Стоило ли еще произносить ненужные слова, которые призваны прикрыть правду? А правдой было его долго сдерживаемое желание. Он хотел целовать ее, обладать ею, чувствовать наслаждение от ее тела.
Повинуясь порыву, он прижался к ее губам своим ртом. Это был такой страстный, жаркий и долгий поцелуй, что она чуть не задохнулась. Она жадно глотнула воздух, а он все целовал и целовал ее. Его руки скользнули вниз по ее стройному телу. Когда он вдруг понял, что под платьем у нее ничего нет, желание захватило его целиком, лишив последних остатков разума. Он хотел обладать ею прямо сейчас, здесь, немедленно. Он поднял ее над собой, чувствуя, как стремительно твердеет его плоть, и, с трудом обуздав свое желание, отнес ее на кровать.
Лихорадочно сдергивая платье, Кин бросил взгляд на лицо Кэтлин и увидел в ее голубых глазах страх. Как у мыши, загнанной змеей в угол. И змеей был он, Кин Маккензи. И Кин понял – слишком поздно, – что ведет себя так же по-животному, как делал это Майкл Рафферти.
Его будто окатило холодной водой. Лицо Кина смягчилось, и он попытался улыбнуться.
– Бог мой, Кэтлин. Я должен просить прощения. – Он осторожно протянул руку и погладил ее по щеке. – Я потерял голову. Если ты не готова к этому, я могу подождать.
Она с облегчением выдохнула и расслабленно откинулась на кровати.
– Тебя кто-нибудь прежде целовал? – тихо спросил он.
В ее глазах было видно смущение.
– Конечно.
– Я имею в виду, поцелуи доставляли тебе когда-нибудь удовольствие? – уточнил Кин.
– Нет, – коротко бросила она, опуская глаза. Он заметил, что ее щеки горят от смущения. Не поднимая глаз, она проговорила:
– Я не хочу вводить тебя в заблуждение, Кин, я не… из числа горячих женщин. Майкл мне это часто говорил.
Кин подумал, что перед ним одна из самых теплых и нежных женщин из всех, кого он когда-либо знал. Он приподнял пальцем ее подбородок.
– Горячая женщина? Что это значит, Кэтлин? Ее лицо снова залила краска.
– Ты знаешь… – Она попыталась отвести глаза. – Майкл говорил, я… холодная. В постели.
– А он пытался заняться с тобой любовью? Она отвернулась.
– Ты надо мной смеешься, Кин Маккензи?
– Я над тобой никогда не смеялся, Кэтлин, – серьезно произнес Кин.
Она повернулась к нему. Ее голубые глаза были полны слез.
– Тогда почему ты спрашиваешь меня? Ты же знаешь, сколько раз я теряла ребенка? – И она сокрушенно покачала головой: такой грубый вопрос задавал какой-то другой Кин Маккензи, совершенно незнакомый и непонятный. – Ты никогда не был так жесток.
Он положил руки ей на плечи:
– Бог мой, Кэтлин! Ты не то подумала! Я не хотел тебя обидеть. – Он привлек ее к себе и положил ее голову себе на грудь. – Я знаю, как с тобой обращался Рафферти. – И он мягко поцеловал ее в шею. – Но это нельзя назвать любовью.
Он продолжал ее целовать – бережно и осторожно. Кэтлин подумала, что удивительные ощущения, испытываемые ею от прикосновений этих теплых губ, очень отличаются от тех, что она когда-либо переживала. Каждый поцелуй отзывался во всем ее теле, и к этому добавлялось какое-то блаженное чувство безмятежности и покоя, исходящее от его сильных рук.
Во взгляде больших голубых глаз Кэтлин Кин мог прочитать ее горячую любовь. Однако под глазами синими тенями лежали следы прошлых тревог. «Ничего, – подумал он, – это скоро пройдет».
Его пальцы скользнули по ее платью, расстегивая пуговицы. Она не противилась, когда он спустил платье с ее плеч и откинул его прочь. Его глаза остановились на ее обнаженном теле.
То, что она оказалась столь миниатюрной, его поразило. Он всегда знал, что она невысока ростом, но без одежды она выглядела почти ребенком. На этом хрупком теле оставили свой след годы, прожитые с Майклом Рафферти. И все же, взглянув на ее грудь, Кин почувствовал, как его вновь охватывает желание.
Кэтлин с тревогой смотрела в его глаза, ожидая увидеть то пренебрежение, которое всегда было во взгляде Рафферти. Но в этих серебряных глазах было восхищение, и она с облегчением улыбнулась.
– То, что я такая маленькая, тебя не пугает? – спросила она.
Кин отрицательно покачал головой.
– Конечно, нет. – Он стянул с себя одежду и лег рядом. Затем заключил ее в объятия. – Ты даже не представляешь, как ты прекрасна, Кэтлин.
– Мне важно быть красивой только для тебя, Кин улыбнулся, стремясь успокоить эти тревожные глаза.
– Кэтлин, ты прекрасна, поверь мне.
И глядя в его лицо, Кэтлин забыла все, что было до этого – и свой страх, и свой стыд, и свое отвращение. Она была желанной. И таким же желанным был для нее Кин.
Ее лицо осветила улыбка.
– Я верю тебе, Кин Маккензи, – прошептала Кэтлин дрожащими губами.
Она тронула его щеку в неосознанном порыве почувствовать его улыбку. Он взял ее руку и прижался к ней губами. И от того места, которое он поцеловал, по ее руке как будто побежало множество теплых ручейков. Она сжала кисть, чтобы не выпустить и не потерять это удивительное ощущение.
