Вечером, когда я сидел на крыше, ко мне поднялся Винсент. Солнце только что зашло и подкрашивало темно-серые облака янтарным цветом. Мягкие вечерние краски соперничали с холодным зимним ветром.
— Мистер Грейс звонил. Спрашивал, где ты и чем занимаешься, — сказал Винсент.
— Знаю.
— Откуда?
— Я так и думал, что он позвонит.
— Ясно. В школе сегодня что-то произошло?
— Ну да, вроде того.
— Не хочешь рассказать?
— Не знаю…
— Может быть, ты предпочитаешь поговорить с Хеленой?
— Нет. Вот если бы здесь был папа или мама…
— Ну, это понятно…
— Я их почти не помню. Это плохо? Я хочу сказать, что не могу точно представить себе их лица. Конечно, у меня есть фотографии, но это не то что видеть их живыми.
— Да, я знаю, мой отец тоже умер, когда я был маленьким.
— Виски был занятным, да? Это я помню. Часто казалось, что мама сердится на него, но на самом деле она не сердилась. И они много смеялись.
— Характер у него был не подарок. Но он и сам терзался от этого все время.
— Папа? Терзался?
— Еще как. Словно весь мир тащил на своих плечах. Он посмеивался над собой из-за этого. То впадал в беспросветную хандру, то был вне себя от счастья. Невозможно было предугадать, в каком настроении он будет в следующий момент.
— Я помню, он довольно часто грустил. Но смеялся больше.
— Смеялся он благодаря твоей маме. С ней ему легче было вынести все это.
— Что — вынести?
— Весь этот беспредельный депрессняк.
— Что?
— Ну, он так говорил, когда грустил.
Винсент стоял не двигаясь и глядел на облака, клубящиеся у нас над головой. Я взглянул на него, и он положил руку мне на голову — точно так же, как это делал Виски когда-то.
— Когда-нибудь ты сам всё поймешь.
— Но я сейчас хочу понять. Скажи мне. Пожалуйста.
Винсент посмотрел на меня, и было видно, что он расстроен.
— Пойдем вниз. Здесь становится холодно.
У себя в комнате я сел на кровать, обнимая Бога, такого жуткого, неухоженного, с проплешинами. За прошедшие годы он потерял колесико на одной из передних лап и один глаз. Дырку от глаза закрывала черная кожаная нашлепка, а новое колесико так и не поставили, и в результате он заваливался на бок. Морда у него была вся в шрамах и ожогах после того, как Бобби устроил из него костер.
Он много лет был мне добрым другом, выслушивал мои молитвы и хранил мои секреты, оберегал от ночных кошмаров. Он знал все самое главное обо мне — все мои дела, мысли и надежды. Он всегда был рядом, когда я в нем нуждался. Не отвечал на мои вопросы, но и не судил меня. Одним словом, был настоящим другом.
Но в последнее время я стал от него уставать и уделял ему меньше внимания, чем прежде. Очевидно, я его перерос. Он лежал на боку у меня под кроватью, и я его неделями не вынимал.
Но я знал, что он рядом, и, если что, я могу с ним посоветоваться. Правда, он всегда молчал и только слушал, но иногда это именно то, что надо. Благодаря Богу отец становился мне ближе, потому что Виски тоже дружил с ним.
Помолившись и высказав Богу — настоящему Богу — свои просьбы, я забрался в постель. Очевидно, Винсент ждал этого момента где-то поблизости, так как сразу же вошел ко мне и сел в ногах.
— Молился своим богам?
— Да. Надеюсь, хоть один из них услышал меня.
— Твой отец тоже так делал. Он хотел решить вопросы, над которыми бьется все человечество. Думаю, они-то и не давали ему покоя. Ему не давал покоя тот факт, что мир может быть одновременно таким чудесным и таким ужасным.
— Я тоже иногда что-то такое чувствую.
— Все это чувствуют. Именно это Виски и называл «беспредельным депрессняком». Когда тебе кажется, что все идет не так, как надо, и ты ничего не можешь с этим поделать. Это бывает у всех, даже у самых лучших людей. А твой папа принимал это близко к сердцу, хотел как-то исправить. Но человек тут бессилен, это рубеж, который надо преодолеть. Все, что ты можешь, — делать свое дело и быть свободным. Но у него это не всегда получалось.
— Да, похоже, так и было.
— Алекс, твой отец умер еще до того, как погибнуть. У него был рак. Понимаешь? Он был больным человеком.
— Но он не выглядел больным.
— Болезнь была внутри, ее не было видно. Выглядел он неплохо, но на самом деле он умирал.
— А мама знала об этом? А вы?
— Да, он сказал нам. Врачи обещали ему максимум год жизни, но он прожил дольше. Достаточно, чтобы увидеть, какой замечательный сын у него растет. Он очень любил тебя, Алекс. Но он знал, что наступит день, когда его не станет, и грустил иногда из-за этого.
— Да, теперь я понимаю.
— Он взял с нас слово, что мы не оставим тебя. Мы с Хеленой пообещали ему, что после его смерти у тебя все будет хорошо и что мы всегда будем с тобой и твоей мамой.
— А когда мама умерла…
— Мы стали твоими опекунами и покровителями.
— Вроде ангелов-хранителей?
— Да, вроде ангелов-хранителей. Ты не родной наш сын, но мы с Хеленой любим тебя и не хотим, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Ты всегда можешь на нас положиться. Ты ведь и сам знаешь это, правда?
— Да.
— Как только у тебя возникнет какая-нибудь проблема, обращайся к нам, в любой момент. Если даже мы не сможем решить ее, то постараемся помочь тебе справиться с ней. Договорились?
— Договорились.
— Ну вот и отлично. — Винсент опять взъерошил мои волосы. — По поводу звонка мистера Грейса. Он сказал, что с тобой грубо обошлись в школе. Ему доложили, что ты ушел, и он позвонил, чтобы проверить, дома ли ты.
Винсент добавил, что Эри О'Лири временно отстранили от занятий после того, как один из мальчиков подтвердил рассказанную мной историю. Мистер Грейс сказал, что это дело тщательно расследуют и, если мое обвинение подтвердится, О'Лири исключаг из школы.
Слезы облегчения навернулись у меня на глазах. Винсент сказал, что все будет хорошо и что мне не о чем беспокоиться. После этого он подоткнул мое одеяло и пожелал мне спокойной ночи.
Я спал сном праведника, пока в четыре часа меня не разбудил Бобби.
— Я все равно доберусь до него. Ты меня слышишь, Алекс? Я прикончу эту гадину.
После этого мне приснился кошмар. Я видел морское чудовище на краю земли — оно не снилось мне уже несколько лет.
Январь — ноябрь 1984 года «Р» — Решение принято, но отложено
ЯНВАРЬ
