– Да, – ответила я.
Это было правдой. Я не покривила душой, когда говорила это. Я не притворялась рядовым каторжником, которому выгодно так сказать. Я была самой собой: роскошь, почти недоступная в этом корпусе.
– Не бойся, я не собираюсь их мочить, – сказал Джеральд.
Я почувствовала, что камень сваливается с моих плеч. Я верила Джеральду. И я была очень благодарна ему за участие.
Глава 46
Мы ждали письмо с Земли. Скучное, нудное занятие. Тем более, когда знаешь, что оно не придет. Оно просто не может придти. Некому его отправлять.
– Ну что же они? – нервничал Волк.
– Ты уверен, что все сделал правильно? – спрашивал меня Микки Маус.
Я отвечала, что все правильно. И скорей всего, президент сейчас собрал экстренное совещание, поэтому не отвечает.
Волк стал ждать, когда кончится экстренное совещание. Но оно даже не начиналось. И я делала вид, что тоже жду письма. Но сколько так еще можно сидеть? Я и так целый день торчала у компьютера, постоянно обманывая Волка. Когда-нибудь он разоблачит меня.
– По-моему, они никогда не ответят, – сказал Джеральд.
– Вот если бы мы починили видеосвязь и показывали им, как убиваем заложников… – сказал Микки Маус.
– Сопляк сказал, что веб-камера не работает, – ответил Волк.
Я заработала себе славу эксперта среди преступников. А все это было обманом.
– Слушайте, тут же есть обычная электронная почта? – спросил Микки Маус. – Написать бы письмо домой.
Сердце у меня ушло в пятки. Я могла бы объяснить преступникам, почему не отвечает президент. Но почему Микки Маусу не ответят родные из дома – этому я не найду объяснения. Если только придумать что-то типа того, что все письма с Луны были заблокированы Землей. В принципе, это могло бы быть похожим на реальность.
Пока я судорожно соображала, как объяснить это действие, Волк принялся выговаривать:
– Никаких, к черту, писем родным. К черту все письма! Мы не будем этого делать!
Джеральд покачал головой и защелкал языком, тоже осуждая Микки. Тот даже смутился немного:
– А что тут такого? Я матери хочу письмо написать. Она же ждет, волнуется… Так бы знала, что я жив.
– Ну и зачем? – спросил его Джеральд. – Она только поверит в это, а ты подохнешь. И что?
– Не подохну я.
– Хватит! – оборвал их Волк. – Вы оба мне надоели. Мы ничего писать не будем. Они же первым делом побегут в полицию с этими писульками. И что? Мы должны тут делать главное, а не потакать своим собственным интересам. Так каждый захочет написать письмо на Землю: я, ты, Сопляк, лохи. Компьютер – не игрушки.
– Да я только матери хотел, – оправдывался Микки. – Она не побежит в полицию.
– Тебе есть кому писать, – заметил Джеральд.
– Да. Мать всегда относилась ко мне хорошо. Наверное, она единственная из всех людей, который до сих пор защищает меня. Если ей говорят что-то плохое обо мне, она всегда встает на мою сторону. Такое ощущение, что она не видит, какой я есть на самом деле. Глупая женщина.
– Ну и зачем писать такой дуре? – усмехнулся Джеральд.
– Эй, я о твоей матери ничего не говорил, – напомнил ему Микки.
– А что? Я могу первый тебе сказать. Моя мать была порядочная дура. И страшная врунья. Врала всегда и всюду. – Он помолчал немного, а потом сплюнул на пол. – Говорила сквозь слезы с улыбкой, что скоро умрет. У нее был рак. А может, СПИД – кто ее знает? «Умру я, – говорит, – деточки, и улечу на небо. Буду на вас оттуда смотреть». Мне все время так интересно было: как же она полетит, без крыльев? Посмотреть очень хотелось. Думал, быстрей бы она умерла.
– И что? – спросил Микки.
– Ну что? Умерла, и ее закопали в землю. Вот тебе и небо, вот тебе и крылья. И тогда я понял, что она все время врала.
Микки усмехнулся. Я тоже криво улыбнулась за компьютером, вымучив из себя какое-то подобие улыбки. В голове не укладывалось: как можно так отзываться о собственной матери? Видно, у Джеральда за душой совсем ничего хорошего не осталось. А мне ведь он казался одним их лучших в этой волчьей стае. Не стал убивать людей внизу. Пообещал мне, что выпустит их.
– Она и раньше все время врала, – продолжил Джеральд. – Работала потаскушкой в соседнем квартале. А говорила, будто стюардесса. Будто летает по миру. Я ее порой спрашивал: «Куда ты сегодня летала?» А она отвечает: «В Сингапур, деточка».
– А может, она в это время была с каким-нибудь сингапурцем?
– Это неважно, понимаешь? Важно, что она постоянно врала.
Я не понимала Джеральда. Смерть сама по себе – такое явление, над которым нельзя глумиться. Это таинство, это трагедия, и одновременно с этим – обычная вещь. На смертном одре прощаются все обиды и недоразумения, потому что перед лицом смерти они становятся мелкими и ничего не стоящими.
Как можно с такой неприязнью и осуждением рассказывать о последних днях своей родной матери? Как можно к ней так относиться? Я не понимала Джеральда. Я считала, что в любом человеке, даже в последнем негодяе, должна быть частичка света. Даже по законам диалектики нельзя было представить себе абсолютное зло. Или хотя бы даже абсолютное отсутствие добра. И к смерти матери он мог бы относиться с должным уважением.
– Мне было стыдно за нее, – закончил Джеральд. – Всегда, сколько себя помню.
Может, проблема была именно в этом: он хотел отгородить себя от матери. Чем больше бы он облил ее грязью, тем больше бы возвысился в своих глазах.
– Да, не повезло тебе с матерью, – посочувствовал Микки Маус.
– Вообще не понимаю, как у такой дуры мог получиться такой я.
А вот это мне было понятно. Джеральд думает, что он умен. А сам посмотрел бы на себя: преступник, каторжник, поубивал хороших людей и сейчас сидит в собственной же клетке, которую собственноручно захлопнул. Очень умно!
Микки Маус смеялся:
– Говоришь, как у дуры мог получиться такой ты? Так она же тебя не одна, наверное, делала!
– Ну, значит, с отцом мне повезло больше, чем с матерью, – сделал вывод Джеральд.
– А им с тобой повезло? – спросил до сих пор молчавший Волк. Спросил с напором и осуждением. И это был, собственно, не вопрос. Джеральд и не собирался на него отвечать.
– Можно подумать, ты сам примерный сын, – буркнул себе под нос Микки.
Волк сверкнул глазами в их сторону. У него был очень мощный взгляд. Про такой говорят: «он может убить глазами». Смотреть на него было страшно.
– Я не примерный сын, – отчеканил Волк каждое слово. – Если хотите знать, я сам убил свою мать. Своими руками.
