Генерал сухо бросает: «Хорошо» — и жестом приглашает нас выпить и освежиться.
За бокалом вина генерал, видимо, желает загладить сухость официальной встречи и «осчастливить» своей благосклонностью союзных обер-офицеров, которых он удостаивает гостеприимством.
— Сейчас, господа, — переводит нам Джекобс, — мы беседуем с вами, так сказать, в частном порядке. Могу вам сообщить, что уже с момента вашего выступления в поход наша пресса восторженно описывала предпринятый вами рейд и о нем до сих пор шумят все союзные и нейтралыше газеты. Вы стали, таким образом, мировыми знаменитостями.
То, что рассказывает генерал, ошеломляет меня.
— Простите, ваше превосходительство, — с трудом сдерживая себя, говорит Гамалий, — но ведь противник также читает эти газеты. Такая «реклама» могла стоить жизни нашему небольшому отряду.
— Ну, турки не настолько оперативны, чтобы успеть предпринять меры для вашего перехвата. Зато известие вызвало тревогу и растерянность их командования, неспособного вообразить себе, что в рейд двинулся всего небольшой эскадрон. Оно, несомненно, решило, что русские перешли в наступление крупными кавалерийскими силами через неприступные дебри Курдистана. По сведениям нашей разведки, с нашего фронта южнее Кут-эль-Амары уже оттянуто на север несколько полков сувари и пехотных частей. Нажим на наш фронт ослабел. Таким образом, вы видите, что в общих стратегических интересах газетные сообщения о вашем рейде сыграли известную роль. Кроме того, ваш приход взбодрил наши войска. Они воочию убедились, что русские близко.
Гамалий молчит и отставляет бокал с вином, к которому он едва прикоснулся. Генерал продолжает тем же олимпийским тоном:
— Надеюсь, вы знаете обстановку, сложившуюся в Месопотамии. После наших временных неудач у Ктезифона и Кут-эль-Амары нам нужна передышка для перегруппировки армии и для отдыха уставших войск. Сейчас к нам перебрасывают крупные силы, вполне достаточные для будущего наступления, которое, я ни минуты не сомневаюсь, завершится полным успехом. Ваше командование, — генерал принимает сугубо конфиденциальный тон, — предложило помочь нам, организовав совместное наступление на Багдад. Но ваши войска должны наносить туркам удары на севере — в Восточной Анатолии. Мы восхищены их успехами — взятием Эрзерума, Битлиса, Вана, Трапезунда. Турецкая армия получила сокрушительный удар, от которого ей уж больше не оправиться, что бы ни предпринимали Энвер-паша и Джемаль-паша. Но Багдад, Мосул и все области долины Тигра и Евфрата мы будем брать сами. Для этого у нас достаточно сил. Вы видели на реке мониторы. У турок их нет, а у нас — одиннадцать штук, и через некоторое время к ним прибавятся другие. Багдад будет нашим! — тоном, в котором звучит властная уверенность, повторяет генерал Томсон.
Он осушает бокал, и все английские офицеры следуют его примеру.
— Кстати, — спохватывается генерал, — вы говорили, кажется, о потерях вашего эскадрона. Велики они?
— Восемь человек, в том числе мой младший офицер, — насупившись, отвечает Гамалий.
— Ну, это совсем небольшие жертвы, — говорит, генерал почти веселым тоном. — Зато вы прославились. Корреспонденты всех представленных при ставке газет только и ждут разрешения проинтервьюировать вас. Между прочим, я вас очень прошу, не забудьте сказать, что вы лишь передовая часть движущихся за вами, крупных русских сил.
— Ваше превосходительство, вы только что сами сказали, что ваше командование отказалось от русского плана совместных операций в этих районах, следовательно, других наших войск вы не ждете.
— Хе-хе-хе, — смеется Томсон. — Вы прекрасный офицер, сэр, но вы плохой политик. Такое сообщение необходимо, чтобы наши войска наступали увереннее, в убеждении, что русские окажут им помощь в критический момент. Но, конечно, сюда ваши войска не придут. По существующим соглашениям, каждый из союзников воюет на своих фронтах.
— Кто знает будущее? Русские солдаты обошли весь мир. Они были и во Франции. Орлы Суворова перешли Альпы. Наконец, как видите, мы же пришли сюда. Казаки поят своих коней водами Тигра.
Генерал молча и внимательно всматривается в лицо Гамалия.
— Похвально, когда солдаты любят так свою армию. Но русские сюда не придут. Ваш рейд — исключение, и свою роль он уже сыграл. Это был ход в игре. Другого такого хода не понадобится.
— Хода русским конем? — тихо, но четко выговаривает Гамалий.
Генерал Томсон минуту молчит, переставляя по скатерти пустой бокал, затем усмехается.
— Оказывается, я ошибался. Вы не только отличный офицер, но и хороший политик.
В комнату входит пожилой военный в генеральской форме и протягивает Томсону телеграмму.
— Генерал-майор О'Коннор, начальник штаба отряда, — сообщает Джекобс, представляя ему нас.
Томсон бросает взгляд на телеграфный бланк, который он держит в руке, и передает его Джекобсу.
— «Решением Георгиевской Думы и приказом Главнокомандующего Кавказским фронтом, — переводит по-русски майор, — есаул 1-го Уманского полка Гамалий за проявленное мужество и храбрость награждается орденом Георгия 4-й степени. Офицеры сотни — золотым георгиевским оружием, все нижние чины — георгиевскими крестами. Генерал-лейтенант Баратов».
— Телеграмма только что получена, — присовокупляет Джекобс.
— Поздравляю, господа, с заслуженной высокой наградой. Надеюсь, что уже завтра вы узнаете и о другом награждении, — говорит генерал Томсон, намекая на то, что нам уже в частном порядке сообщил Джекобс.
Аудиенция окончена. Генерал встает и протягивает нам руку. Вытягиваемся, отдаем честь и покидаем штаб. Майор Джекобс провожает нас.
— Завтра у вас будут представители прессы, не забудьте указания генерала, — напоминает он. — Кроме того, офицеры штаба просят вас пожаловать вечером на обед, чтобы отпраздновать ваше благополучное прибытие.
Прощаемся. Я иду в палатку сдавать «кавалерию святого Георга», а затем наметом догоняю уехавшего вперед Гамалия. Аветиса Аршаковича с ним нет. Он возвращается в Аль-Гушри часа через два, достаточно разрумяненный.
— Представьте себе, господа, — сообщает он нам, — я встретил своего старого коллегу, бывшего английского консула в Багдаде. Он очень обрадовался мне и пустился в откровенности за стаканом доброго шотландского виски. Между прочим, он посмеялся, когда я высказал ему свое удивление по поводу того, что Томсон даже не поинтересовался содержимым нашего сверхсрочного пакета. Оказывается, все то, что в нем было, Робертс передал уже по радио, за исключением двух своих личных писем, за доставку которых он будет вам, вероятно, очень признателен.
— Я был в этом уверен, — спокойно говорит Гамалий, хотя я вижу, как все кипит и негодует в нем. — И знаете что: хоть на сегодня забудем игру. — Горохов! — кричит он. — Чайкю! Да вытащи из сум весь остаток моего шоколада. Завтра я куплю себе здесь новый запас.
Ночью я долго не могу заснуть. Передо мною, как живые, стоят бедный юный прапорщик Зуев, старик Пацюк, умолявший за минуту до смерти о «шматочке льоду», другие дорогие товарищи, оставленные в одиноких могилах на нашем пути. Зачем высшее русское командование послало их на смерть? Затем, чтобы вот эти лощеные, надменные бритты стали твердой ногой на берегах Тигра, не тратя слишком много «драгоценной английской крови».
