Церемония продолжалась восемь —десять минут.
Невеста, подписываясь под брачным формуляром, нацарапала: Ева Браун. Гитлер сердито посмотрел на нее. Сконфуженная новобрачная зачеркнула девичью фамилию и написала: Ева Гитлер.
Затем супруги пригласили шаферов и всех присутствовавших на церемонии к столу. Выпили шампанского. Подали чай. Гитлер пытался поднять подавленное настроение людей, с часу на час ждавших развязки.
Криво улыбался Геббельс. Борман пил за троих. Секретарши, адъютанты и гитлерюгендфюрер Аксман в молчании уничтожали деликатесы — не часто перепадало им такое угощение.
В те же минуты выстрелы из автоматов известили об окончании еще одной церемонии. Фогеляйн после приговора сидел, всеми забытый, в подвале. Вспомнил о нем Борман. Эсэсовцы вытащили Фогеляйна во двор Имперской канцелярии и расстреляли.
Так была поставлена жирная, кровавая точка на брачном торжестве.
Двадцать восьмое апреля.
Обстрел правительственного квартала стал еще более точным. Взрывались тяжелые снаряды, падали здания рядом с фюрер-бункером. Мужчины на случай прорыва русских запаслись гранатами.
В этот день Гитлер написал завещание, назначив рейхспрезидентом адмирала Деница и рейхсканцлером Геббельса.
Двадцать девятое апреля.
В четыре часа утра в фюрер-бункер вызвали Лоренца, представляющего в ставке Гитлера печать, и двух офицеров СС. Им приказали перейти фронт и вручить завещание Гитлера Деницу в Шлезвиг-Гольштейне и Шёрнеру в Чехословакии.
Затем наступила тишина.
Ровно через час ураганный огонь советской артиллерии обрушился на правительственный квартал. Снаряды взрывались в саду Имперской канцелярии и около фюрер-бункера.
Спустя некоторое время огонь переместился в направлении Фридрихштрассе — Унтер ден Линден.
Ева, Гитлер и Борман сидели в приемной и разговаривали.
Вошел Монке. Один вид коменданта заставил их прекратить беседу: Монке сообщил, что русские танки прорвались на Вильгельмштрассе и к Ангальтскому вокзалу.
— Сколько мы можем продержаться, Монке? — спросил Гитлер.
— Два-три дня, мой фюрер. Если меня обеспечат боеприпасами.
Гитлер, ничего не сказав, ушел к себе и лег. Каждые пять минут он вставал, выходил в приемную и спрашивал любого, кто попадался ему:
— Где русские?…
После полудня стало известно, что советские войска подходят к Имперской канцелярии.
Все собрались в приемной. Гитлер, делая вид, будто он вполне владеет собой, играл с щенком: Блонди перед своей смертью обрадовала фюрера шестью щенятами. Борман строчил что-то; Геббельс, поседевший за эти дни, курил сигарету за сигаретой. Фюрер не обращал внимания на нарушителя его приказа — он не курил сам и не переносил запаха табака.
Ева шушукалась с секретаршами Гитлера.
Раздался крик:
— Русские стреляют из автоматов в дверь запасного входа. Их снайперы на крышах ближних домов.
Сломя голову помчались к запасному выходу охранники-эсэсовцы.
Скоро выстрелы смолкли.
Двадцать девятое апреля.
К ночи комендант Берлина генерал Вейдлинг пришел в фюрер-бункер с докладом: русские ворвались в Тиргартен со стороны Цоо. Между Ангальтским вокзалом и Потсдамерплатц русские танки на расстоянии не более трехсот метров от правительственного квартала. На Принценштрассе, Фридрихштрассе и у Шпитальмаркта идут тяжелые бои.
Гитлер молчал. Молчали Монке и адъютант Гитлера Отто Гюнше.
Геббельс, накануне бодро уверявший по радио берлинцев в скором подходе двенадцатой армии Венка, скис.
— Господа, как вы думаете, смогу ли я поспать эту ночь спокойно или русские придут сегодня?
— Сегодня — уже завтра, — ворчливо ответил ему Гитлер: шел седьмой час утра.
В соседней комнате кто-то пел пьяным голосом. Крики и шум привлекли внимание Гитлера. Оказалось, Раттенхубер справлял день своего рождения. Пошатываясь, Раттенхубер вышел из комнаты и что-то сказал заплетающимся языком. Фюрер поздравил его. Раттенхубер все ловчился поймать и поцеловать руку рейхсканцлера.
Гитлер брезгливо отдернул ее.
Борман, Бургдорф, Кребс дремали в креслах. У каждого под рукой лежал заряженный пистолет.
День прошел в ожидании русских. Бон шли в Тиргартене и у Рейхстага.
Тридцатое апреля.
К утру бой утих.
На посту у запасного выхода бункера стоял солдат Менсгерхаузен.
Дверь открылась. Менсгерхаузен по привычке сделал «на караул». Ева Гитлер улыбнулась.
— Не надо, — сказала она. — Я не начальство. Просто вышла погулять и посмотреть в последний раз на солнце.
— Да, оно сегодня теплое, фрау Гитлер, — ответил солдат. — Что ж, пройдитесь!
Ева погуляла с полчаса и вернулась в бункер. Снова заработали пушки русских.
В полдень фюреру сообщили, что с часу на час можно ждать прорыва русских к его последнему убежищу.
Гитлер заказал обед на два часа. Приглашены: секретарши и повариха Марциалли.
Гитлер пытался вести непринужденную беседу, но это плохо удавалось ему; все знали, что будет «на десерт».
Как-то сам по себе возник разговор о смерти, о том, что ожидает человека на том свете.
Выпив кофе, Гитлер встал, попрощался со всеми, кто разделял с ним последнюю трапезу. В большой гостиной он встретил Бормана и Гюнше.
— Ну, до свидания, — сказал Гитлер, пытаясь улыбнуться. — Да, чуть не забыл! — торопливо добавил он. — Гюнше, прикажите Кемпке приготовить побольше бензина. Сжечь нас, Гюнше, сжечь дотла!
Борман и Гюнше остались в гостиной. Вскоре к ним присоединился Геббельс, плохо спавший ночью и зевавший.
Кребс, только что вернувшийся с переднего края, доложил Геббельсу:
— Господин рейхсканцлер, пятьдесят шестой танковый корпус Вейдлинга, фольксштурм и разрозненные отряды сражаются, но силы их иссякают, еще день-два, и все кончится.
В четвертом часу пополудни Гитлер зашел к Геббельсу, простился с ним и его женой Магдой, вернулся к себе и вызвал камердинера Линге.
— Вы хотите попрощаться со мной, мой фюрер?
— Да. И еще раз приказываю вам выполнить свой последний долг. Помните, о чем я говорил вам?
— Но…
— Вы обязаны выполнить свой долг! — резко прервал его Гитлер.
Помрачневший Линге вытянул руку, в последний раз приветствуя шефа.
Спустя несколько минут в кабинет Гитлера прошла Ева; все утро она просидела у жены Геббельса Магды.
Дверь захлопнулась… Геббельс вышел из своей комнаты. К нему присоединились Борман, Кребс, Бургдорф, Раттенхубер, Гюнше.
