— Надо думать, он уже в аду, — сказал Антон после того, как Педро и Клара обмыли его лицо и перевязали руку.
— Как в аду? — в один голос спросили Петер и Шлюстер.
— Отравился.
— Когда?
— Позавчера во второй половине дня.
— Доигрался, сукин сын!
— Ну, сеньор Шлюстер, зачем же так? — насупился Педро. — О покойниках плохо не говорят.
— Это смотря по тому, какой он был, покойник, — заметила Клара.
— Все-таки.
— Может быть, ты всплакнешь, когда скончается каудильо Франко?
— Я буду молить Бога простить ему его прегрешения, — с благочестивым видом ответил Педро.
— Нет, нет, ты неисправим, Педро! — Шлюстер махнул рукой. — Уж эти мне католики! — И обратился к Антону: — Кто ж теперь рейхсканцлер?
— Был Геббельс. Гитлер назначил его перед своей смертью.
— Как был?
— Он и его жена тоже отравились. И отравили своих детей. Геббельс поставил рекорд не только в жестокости, лжи и демагогии. Иные германские канцлеры, худо-бедно, были у власти год, два. Геббельс не пробыл им и двадцати четырех часов.
— Завтрак готов, — оказал Педро.
— Ладно, дела делами, еда едой. К столу, Антон, к столу. Оладьи твои, Педро, товар стоящий.
— А кто достал картошку?
— Ты, ты, ты, знаем!
— Что ни говори, ведь и мы расчищали дорогу нашим, — сказал Антон.
— Расхвастался! — проворчал Клеменс, — Скажи-ка, точно ли ложились снаряды?
— Все там были поражены точностью попаданий.
— Вот видишь! Все-таки и старики на что-то годятся.
— Теперь и Ганс скоро вернется, — сказал Шлюстер.
— И мы устроим пир, — с тем же озорным огоньком в глазах вставил Клеменс. — Из брюквы и картофельной шелухи.
Кто-то шарил за дверью. Педро открыл ее. В проеме стоял генеральный директор концерна «Рамирес и Компания».
2
Это было так неожиданно, что все на миг замолчали.
Радебольт был в форме генерал-лейтенанта. Его сопровождали автоматчики. Один из них нес портфель, готовый лопнуть от содержимого.
— Ну и что? — сказал Радебольт. — Что вы уставились на меня?
Клара первая бросилась к нему, замерла на миг на его груди.
— Ну, ладно, ладно! — ласково проворчал Радебольт. — А ты, старина, — продолжал он, когда Клара, смущенная своим порывом, отошла от него, — совсем поседел.
— Вам бы на нашем месте! — Клеменс обнял и расцеловал Радебольта. — Иоганн, прошу познакомиться: генеральный директор концерна «Рамирес и Компания» товарищ Радебольт. Иоганн Шлюстер. Он же Младенец. К сожалению, не могу познакомить вас с его сыном, знаменитым Пловцом…
— Мы знакомы с ним по его сообщениям.
— К столу, к столу! — объявил Педро, подавая суп. — Прошу прощенья, сеньор Радебольт. Сегодня у нас вегетарианское меню.
— Отставить! — Радебольт открыл портфель и начал выкладывать на стол то, чем он был набит.
Водка! Настоящая «Московская»! Колбаса, сыр, хлеб! Черный ржаной хлеб, который Клеменсам лишь снился. Ощипанная курица, готовая к тому, чтобы немедленно быть положенной в кастрюлю.
— Сеньоры будут кушать сейчас? — обратился к Радебольту Педро. — Или подождут, пока я приготовлю бульон?
— Подождем!
— Да, да! — хором крикнули остальные.
— Тогда, с вашего разрешения, я постараюсь раздобыть немного дров.
— Осторожней! Там стреляют.
Педро, махнув рукой, ушел.
Когда кончились расспросы, как Радебольт узнал адрес Клеменсов, глава концерна пригласил всех к столу.
— Пожалуй, можно свести кредит и дебет фирмы? — усмехнувшись, заговорил он.
И перечислил все, сделанное Клеменсами за долгие годы в Берлине. Он никого и ничего не забыл. Ни группы надежных людей, доставлявших бесценные сведения из области военной, политической и экономической, ни работы умерших в застенке гестапо Макса и Людвига, ни деятельности Карла, Михаэльса, Вигеля.
Особо Радебольт отметил операции «Пловец», «Кольцо Луизы» и, как следствие последней, раскрытие секрета новых танков и установление точных данных о наступлении в районе Курской дуги. Не обошел он своим вниманием сообщений Марты из абвера, Ганса из фюрер-бункера, операций «Фогеляйн», радиопередач Петера Клеменса, помогавших советским частям подавлять узлы сопротивления фашистов, бесстрашия Клары, оперативности Антона, замечательной помощи Шлюстера, великолепно разыгранной Петером сцены у Панцигера, помощи Клеменсам их преданного друга Педро…
— Не плохо, а? — сказал Радебольт. — Сальдо в пользу фирмы, а?
Петер пожал плечами.
— Могло быть и больше.
— Вот он всегда так! — недовольно пробормотал Антон.
— Что ж теперь? — спросил Радебольт. — Чего бы тебе, старина, хотелось?
— Поудить рыбу в Селигере. Смотреть на березы, на восход и закат солнца там, дома. Поспать на сене в какой-нибудь деревушке. Встретить и обнять старого моего друга, полковника Астахова.
— Генерала Астахова, ты хотел сказать?
— Да ну?… Стало быть, выпить с ним по такому случаю.
— Ну, а ты, Антон?
— Куда нам с Кларой прикажут, туда и отправимся.
— А я бы хотел видеть Германию, — со вздохом заговорил Шлюстер, — страной, которая никогда и никому бы не угрожала.
Что-то еще хотел сказать он, но тут в подвал ворвался Педро.
— Красный флаг! — задыхаясь, прокричал он. — Красный флаг над рейхстагом.
Все вышли из подвала.
Освещаемое пламенем пожарищ, над одной из башен Рейхстага плескалось знамя.
Знамя их страны.