Вообще же, главной своей заслугой в деле безопасности Новгорода Олег Иваныч считал отнюдь не повышение авторитета разведки, не создание профессиональной армии и флота, а один маленький, казалось бы, закон, прошедший, впрочем, с трудом на Совете Господ — верхней палате новгородского парламента — веча. Закон касался смердов, свободных крестьян-общинников, чьи права на землю постоянно нарушались. Что и запретил закон. Отныне земельная собственность смердов, именовавшихся теперь «свободные земледельцы», признавалась и защищалась самим Господином Великим Новгородом. Также несколько постановлений касались свободы уличной торговли и давали ряд прерогатив мелкому торговому люду. Все эти законы направлены на одно — создать Республике мощную социальную базу. Что и сделано. И если на Шелони всячески третируемым боярами смердам было, по большому счету, все равно, кто победит, то сейчас совсем другое дело. От добровольцев в ополчение не было отбоя. Даже брали туда далеко не всех, а только прошедших в течение последнего года специальные воинские сборы.
Узнав о пути московского войска, Олег Иваныч и новый тысяцкий Игнатий Волк решили не прятаться за городскими стенами, давая возможность врагу безнаказанно жечь посады, а выйти навстречу и дать бой у Ильменя.
Иван и его воеводы тому не удивились — их войсковая разведка тоже работала неплохо. Однако московиты были поражены другим: четкостью и слаженностью новгородского войска.
На болотистой равнине близ озера Ильмень — под ногами кое-где чавкала жижа — ранним утром 21 сентября 1474 года выстроились новгородские полки.
Впереди узенькой линией — конница, раз в десять меньше, чем московская.
За нею, на флангах, в кусточках, скрытно расположилась артиллерия.
Между пушками стройными рядами каре — отряды пехоты, наемной и ополчения. И те и другие подчинялись единому командованию — тысяцкий Игнатий Волк не новичок в этих делах. Прихотливая судьба младшего боярского сына, практически лишенного наследства, помотала его почти по всей Европе, от Швеции до Швейцарии.
Пехотинцев Игнатий поставил в шестнадцать квадратов, по четыреста двадцать человек каждый. На углах квадратов — с зажженными фитилями, тщательно прикрывая затравные полки ладонями (от преждевременного выстрела), в спокойном ожидании аркебузиры.
Стороны состояли из четырех рядов пикинеров, вооруженных длинными пиками, причем наибольшая длина — более пяти саженей — у пик в последних рядах. Ощетинившиеся, словно еж, пикинеры готовились прикрывать аркебузиров и отражать атаки конницы. В середине квадрата располагались ратники ополчения: в центре — мечники, пращники, алебардщики, по краям — лучники и самострельщики.
Все ждали.
Войско Ивана Московского пошло в наступление тремя группами.
Первая — панцирная тяжелая конница под командованием знаменитого воеводы князя Дмитрия Холмского должна прорвать узкую линию новгородских рыцарей и смять, опрокинуть, уничтожить пехоту.
Войска правого фланга — легкая дворянская конница плюс союзные Москве татары царевича Данеяра — брали на себя уничтожение артиллерии, ну и затем ударили бы по новгородской пехоте с фланга.
Левый фланг — отборную конницу и тяжеловооруженную пехоту — Иван Васильевич оставил под своим командованием и, осторожности ради, решил пока в бой не бросать. Скорее всего, и не понадобится. Впрочем, на все Божья воля.
Кровавое солнце взошло над Ильменем, и черные тени воинов отразились в холодных серебряных водах. Две рати стояли напротив друг друга — Новгород и Москва. Два непримиримых врага — свобода и тирания. Силы были примерно равными, но московское войско могло быть гораздо большим. Если бы пришли псковичи. Не пришли… Если бы пришли-поддержали тверичи. Не поддержали… Если бы — ярославичи… Никого из них не было. То принесла свои плоды продуманная внешняя политика Новгорода. Правда, и новгородцам они не помогали. Что ж, можно понять, особенно псковичей. К Москве привыкли, ее боялись, а Новгород… Новгород далеко, хоть и немало там теперь учится тех же тверичей или ярославцев.
Сидя на небольшом холме, в золоченом кресле, Великий князь Московский Иван поднял левую руку и медленно опустил ее, словно открыл шлагбаум.
И сейчас же запели боевые рожки, заиграли дудки, с криком и дикими воплями московское войско бросилось вперед.
— Москва! Москва! Москва!
Новгородцы спокойно ждали. Лишь ветер развивал синие знамена с изображением Святой Софьи.
Все ближе и ближе закованные в пластинчатые латы всадники.
— Москва! Москва! С нами Святой Георгий! — кричали московиты. А некоторые кричали: — Шелонь!
Победа или смерть!
Олег Иваныч вместе с тысяцким и охраной наблюдал за ходом битвы с кручи у самого берега. Увидел, как одним ударом смели стальные московские всадники куцую новгородскую конницу — прорвали, отбросили в стороны, даже не заметив… Нет, кое-где все ж таки завязались стычки. Но основная-то масса… Боже, как же их много! Все-таки прорвались, бросились на пехоту…
И тут ударила новгородская артиллерия — с флангов, из кусточков. Словно коса по пшеничному полю, прошлись по московским всадникам каленые ядра. Много выстрелов прошло и впустую. Оно и понятно! Поди попади из пушки в скачущего во весь опор всадника.
И вот она, новгородская пехота! Вот оно, сиволапое ополченное быдло!
Из горла панцирных бояр вырвался победоносный крик. Сейчас мы вас! Растопчем, разорвем, смешаем с грязью. А пока пушкари презаряжают свои пушки, ими займутся татары да дети боярские в тегиляях. Вон они уже скачут на правом фланге.
— Москва! Москва! Мос…
Бахх!!!
…ква!
Выстрелы аркебузиров смели половину всадников. Замялись враги, закружили — не ждали такого отпора. Но быстро опомнились. Сообразили — для перезарядки аркебуз тоже необходимо время. И вот этого-то времени нужно было новгородцам не дать.
— Москва! Москва!
Оставшиеся в живых панцирники — а их все еще было довольно много, куда больше, чем новгородцев — поскакали на стройные ряды новгородской пехоты.
Раздалась команда — ряды пикинеров разомкнулись, пропустили за свой строй аркебузиров и снова сомкнулись, ощетинились пиками.
И хваленая московская конница застряла перед непреодолимой преградой! Несколько всадников с ходу налетели на пики… Другие заметались, отъехали немного назад…
Снова прозвучала команда. Пикинеры разомкнулись на два шага. И во всадников полетели стрелы!
А когда разъяренные московиты вновь перешли в наступление — снова напоролись на пики.
Вовремя сообразили — подтащили пушки. Один выстрел, второй — и вот уже в рядах пикинеров проделаны кровавые бреши. С криком, с улюлюканьем, с воплями бросились в брешь московиты:
— Москва! Москва!
Пало одно каре, второе… Остальные держали строй, что их сейчас и спасало.
