Джульетта не стала спорить. Тем не менее ей было ясно, что, хотя характер у Селесты не из легких, она не заслужила того унижения, через которое ей пришлось сегодня пройти.
– Пойду посмотрю в ее номере.
Внезапно вспомнив про обязанности хозяйки праздника, Джульетта оглядела бальный зал: танцы продолжались, кругом звучал непрекращающийся говор, смех, гости пили и веселились – в общем, все шло, как будто ничего и не случилось.
– Господи, как мне нравится этот город! – неожиданно для себя воскликнула она.
– А что, может, тебе и правда здесь остаться? Джульетта закусила губу.
– Интересное предложение, стоит подумать, – наконец произнесла она. – В конце концов можно основать здесь свой бизнес… Потом мы это обговорим поподробнее, а пока мне надо найти Селесту. Надеюсь, с ней таки ничего не стряслось?
Протискиваясь сквозь толпу гостей, Джульетта размышляла над словами Роксанны. А если Бью не одобрит ее решения? Что ж, в Новом Орлеане хватит места для них обоих.
* * *
Это конец. Селеста уныло уставилась в зеркало. После такого удара положение в обществе уже не восстановить. Этот ужасный тип, который говорил с журналистами, подал безобидное увлечение Эдуарда как половое извращение. Теперь весь город хлопнет дверью перед ее носом.
Ничего, они еще пожалеют! Она лихо опрокинула привычную рюмочку хереса, открыла ящик стола, запустила туда руку и достала оттуда револьвер, потом зарядила его и навинтила глушитель. Хотя в барабане было достаточно патронов, ей был нужен только один. Взведя курок, она прижала дуло к виску.
Посидев так с минуту, Селеста вздохнула и опустила пистолет на мраморную крышку туалетного столика, а затем снова наполнила свою рюмку!. Открыв еще один ящик, она достала ручку, стопку бумаги и написала на верхнем листе:
«Всем, кому это интересно».
Никто не повинен в ее нынешней беде, кроме стервы Джульетты. Мало того, что она выгнала их с мужем из родного дома, так еще и натравила этого омерзительного полицейского Дюпре. Селеста попыталась изложить все это в записке, но в конце концов скомкала ее и швырнула на пол. Нытикам никто не сочувствует, а она хотела, чтобы всем достойным людям города стало стыдно, когда она умрет.
Для этого ей нужно было найти такие проникновенные слова, чтобы даже ее злейшие враги и те заплакали.
Она снова взяла ручку и вывела на чистом листе: «Эдуард опозорен, и я не могу больше жить».
Это уже что-то, но пафоса все равно недостаточно… А может, так: «Мой милый, жестокий мир», – написала она вверху страницы, потом добавила еще несколько фраз, и глаза ее увлажнились. Подписав записку, Селеста сложила ее пополам и снова взяла в руки револьвер. Но только она приставила его к виску, как в дверь постучали.
Ну, кого там еще принесло? Селеста со вздохом положила оружие на сиденье своего пуфа и прикрыла складками юбки.
– Что нужно?
– Это Джульетта. Я могу войти?
Тупо уставившись на дверь, Селеста некоторое время молчала. Наконец, видимо, на что-то решившись, она мрачно произнесла:
– Заходите.
Войдя в комнату и осторожно маневрируя между массивной мебелью, которой было буквально набито помещение, Джульетта осторожно приблизилась к Селесте.
– Мне ужасно жаль, что все так получилось с Эдуардом, – пробормотала она.
Хозяйка комнаты с поистине королевской невозмутимостью восседала за туалетным столиком, продолжая хранить молчание. Джульетта смущенно кашлянула.
– Это совершенно непростительно, что его арестовали прямо на глазах у всех. Понимаю, как вам сейчас нелегко, но, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? – Она протянула расстроенной старушке руку.
– Вам не стоило приходить ко мне. – Голос Селесты прозвучал как-то безжизненно. Джульетта резко выпрямилась.
– Извините, но… видит Бог, я не навязываюсь, и если вам надо побыть в одиночестве… Я только хотела сказать, что капитану Пфефферу не стоило так себя вести. Вы уже связались со своим адвокатом?
– М-да, язычком ты трещать умеешь, шлюшка поганая!
– Что-о? – Джульетта даже поперхнулась от неожиданности.
– То, что слышала! Не надо притворяться, дорогуша, – тебе же меня ни капельки не жалко.
– Нет-нет, вы не правы! – От неожиданности Джульетта не сразу смогла сообразить, как ей следует вести себя в данной ситуации.
Селеста презрительно фыркнула:
– Вот что я тебе скажу, милочка: если бы ты не сунулась сюда со своей дурацкой идеей сделать из особняка отель, ничего бы не случилось.
Сочувствие к несчастной страдалице растаяло в сердце Джульетты быстрее, чем предрассветный туман под палящим солнцем Луизианы.
– Ни я, ни корпорация «Краун» не имеем никакого отношения к извращенной привычке вашего мужа заставлять женщин раздеваться перед ним. Подумайте над этим на досуге, а я не буду вам мешать. – Она сделала шаг к двери.
– Сядь!
– Что вы себе позволяете…
Селеста сунула руку под пышные складки платья и, достав оттуда пистолет, прицелилась в Джульетту.
– Я, кажется, сказала. Повторять не буду.
Но в этом уже не было нужды: чувствуя, что ноги ее не держат, девушка медленно опустилась на стул. Продолжая держать ее под прицелом, Селеста медленно приблизилась к двери и повернула ключ в замке…
* * *
– Итак, мистер Хэйнес, если не вы совершали покушения, то кто мог это делать?
– Понятия не имею.
Бью внимательно посмотрел на старика. Что ж, пожалуй, он не врет.
– Хорошо, поставим вопрос по-другому. У кого появился план написать самое первое письмо? У вас?
– Нет, что вы! Это все Селеста. Ее всегда бесило, что у них в семье имущество не передается в качестве наследства по женской линии.
– А где второй револьвер?
Лицо Хэйнеса вытянулось.
– Какой второй?
– Видите ли, тот, что мы нашли у вас в тайнике, должен иметь пару – из этого я заключаю, что где-то существует его двойник…
– Не знаю, – пожал плечами Эдуард, – может, валяется в каком-нибудь углу…
Внезапно Бью вскочил и кинулся к телефону. Один гудок, второй, третий…
– Сержант Дюпре из восьмого участка, – быстро заговорил он, как только на другом конце подняли трубку. – Я по поводу старинного револьвера. Мне надо знать, как давно из него стреляли. Экспертиза уже была? – Бью заскрипел зубами от досады. – Да неужели я не понимаю, что рабочий день окончен? Вот номер, моего сотового. Надеюсь, через полчаса я смогу получить информацию? – Бросив трубку, он повернулся к Эдуарду:
